Пеппер пролистывала страницы назад. Лица, снятые семьдесят лет назад, смотрели на нас.
— Вроде наши ровесники, а выглядят гораздо старше, — проговорила она.
— Это потому что парни сплошь в пиджаках да галстуках, — сказал я.
— А девушки все носили вычурные белые блузки с воротничком. Ну дела… И посмотри. У всех на шее нитка жемчуга.
Я засмеялся:
— Как думаешь, они носили одни и те же бусы? Передавали друг дружке для фото в ежегоднике?
— Ого. На этой свитер в обтяжечку. И посмотри, какая помада темная. Должно быть, она слыла чудачкой.
— Взгляни на этого парня с галстуком-бабочкой и прыщами по всей физиономии. Держу пари, он был очень популярен.
Я перевернул страницу.
— Как думаешь, когда-нибудь потом, через семьдесят лет, другие ребята тоже будут смеяться над нашими фотографиями? — спросила Пеппер.
Я не ответил. Я во все глаза глядел на фото наверху страницы.
— Э… Пеппер… — выдавил и показал пальцем на фото. — Взгляни вот на это.
Она оттолкнула мой палец в сторону. Поглядела на фотографию. Несколько раз моргнула. Приблизила лицо к странице.
— Глазам не верю, — прошептала она. — Эта девушка…
— Она точная копия Лиззи Уокер, — произнес я.
39
— Это безумие, — промолвила Пеппер. Она подняла ежегодник и поднесла поближе к лицу. — Она не просто выглядит как Лиззи. Она по-любому Лиззи и есть.
Я вцепился в альбом.
— А ну-ка, дай посмотреть. — Я изучал фото. — Те же черные волосы. Те же большие темные глаза. То же серьезное выражение лица… Может, это мать Лиззи.
— Семьдесят лет назад? — спросила Пеппер. — Мать Лиззи не может быть такой старой.
Мой палец переместился на подпись внизу.
— Тут сказано, что ее зовут Бет Пальмьери. — Я повернулся к Пеппер. — Почему это имя кажется мне таким знакомым?
— Без понятия, — сказала она. — Бет Пальмьери. Мне оно знакомым не кажется.
Я смотрел на темные глаза, на мрачное лицо девушки на фото. Лиззи ни с кем нельзя было спутать. Однако это фото было сделано семьдесят лет назад…
— Бет… Бет… — бормотала ее имя Пеппер. Она потянула меня за руку. Лицо ее приобрело задумчивое выражение. — А знаешь… Бет и Лиззи… Это же две части одного и того же имени.
— Что? Ты о чем? — Я никак не мог уловить связь.
— Это две части имени Элизабет. То и другое — уменьшительное от Элизабет. Лиззи и Бет.
Я кивнул, не сводя глаз с фото.
— Верно. И что с того?
И вдруг мелькнуло воспоминание. Кладбище. Надгробья, с которых мы делали оттиски для мисс Бич. Лиззи, замершая в печали над двумя могилами…
— Я тут кое-что вспомнил, — сообщил я Пеппер.
— А именно?
— А именно — надгробие, с которого Лиззи хотела взять оттиск. Помнишь тот странный туманный день на кладбище?
— А что? — спросила Пеппер.
— Ты сегодня на машине?
Она кивнула.
— Поехали, — сказал я. — На старое кладбище. Я совершенно уверен, что не ошибся.
Пеппер выглянула в окно.
— Майкл, уже темнеет. И снег, похоже, вот-вот опять зарядит. Честно говоря, мне абсолютно не хочется ездить на кладбище.
— Поехали, — настаивал я. Положив ей руки на спину, я слегка подтолкнул ее к двери. — Эту тайну необходимо раскрыть.
* * *
Пеппер остановила машину возле ворот, и мы начали пробираться сугробами ко входу на кладбище. Небо было угольно-серым, штормовые тучи низко нависали над головой. Настойчивый ветер завывал среди деревьев, заставляя голые ветви дрожать и скрипеть.
— Как в старом ужастике, — пробормотал я, оглядываясь по сторонам. Дрожь пробежала по спине. Я затянул тесемки капюшона.
Пеппер взглянула на меня исподлобья.
— Зачем мы здесь, Майкл? Чай, не помрешь, если потрудишься объяснить.
Обеими руками я натянул ей на лицо капюшон.
— Лучше покажу. Давай за мной.
Снег здесь оказался глубоким. Никто не расчищал дорожку среди могил. Неожиданно ветер утих, и на смену ему пришла зловещая тишина. Единственным звуком теперь был хруст снега у нас под ногами, да мое тяжелое дыхание.
— Какая жуткая тишина, — произнес я, беря Пеппер за руку и поворачиваясь к невысокому холму.
— Заткнись, Майкл. Ты хочешь меня напугать?
Мне вдруг представились волны тумана в тот день, когда наш класс был здесь. Клубы тумана, поднимающиеся с земли и расплывчатый силуэт Энджела, выбравшегося из-за высокого надгробья и застывшего, будто мираж, в серой угрюмой мгле, неподвижного наблюдателя… молчаливое воплощение холодной угрозы.
Я снова задрожал.
Пеппер толкнула меня с такой силой, что я отступил и споткнулся о ледяной сугроб.
— Зачем мы здесь? Скажи наконец.
— А вот зачем, — сказал я и подвел ее к двум гранитным плитам, стоявшим бок о бок, слегка склоняясь друг к другу. Мы посмотрели на надписи.
— Да. Я прав, — сказал я.
Пеппер вслух прочла имена и даты.
— Энджело Пальмьери. С 1912 по 1950. Бет Пальмьери. 1934 по 1950. — С широко раскрытыми глазами она повернулась ко мне. — Майкл, это ее могила. Она умерла в тот самый год, когда вышел ежегодник. Год своего выпуска.
— Это то самое надгробье, с которого Лиззи хотела тогда сделать оттиск, — проговорил я. — Она сказала, что это были отец и дочь. Когда я подошел к ней, она просто смотрела на надгробье девушки, неподвижно, и на лице такое странное, печальное выражение…
— Тогда… Бет Пальмьери должна быть кем-то из родни Лиззи, — сказала Пеппер. — Может, ее прабабушка? Та, в честь кого Лиззи и назвали.
Я смотрел на слова, выгравированные в граните, а ветер тем временем вновь разгулялся, завывая свою жуткую песнь.
— Та, — сказал я, — кто была ее точной копией.
Пеппер отступила на шаг. Она пониже натянула капюшон.
— Майкл, пора домой. Уже поздно.
Кивнув, я последовал за ней к воротам.
— Хочешь, проведем вечер вместе? — спросила она. — Будем готовиться к государственному экзамену…
Лиззи принесет пистолет.
— Нет, не могу, — сказал я. — Есть у меня одно дело.
40
За ужином я старался исправно отвечать на вопросы родителей о том, как у меня прошел день, и участвовал в их разговорах. Все избегали говорить о том, что на самом деле занимало наши мысли — об Энджеле, о Диего, обо всем этом кошмаре. Родители завели разговор на тему весенних каникул после того как я окончу семестр. Что делать — устроить пляжный отдых, или же сесть в машину и отправиться навстречу приключениям?
