— Совсем как у Карли Бет, — пошутил Чак.
— Эти даже покруче, — заметил я.
Достаю из коробки ещё одну. Звериная рожа вся в шерсти, как у гориллы, только из пасти вылезают два кривых клыка.
Бросив и эту, я потянулся за следующей. Жуткая лысая башка с одним глазом, болтающимся на ниточке, а изо лба торчит стрела.
Я отдал её Чаку и потянулся за другой.
— Вот это прелесть! — обрадовался я. — От таких наша мелюзга просто на стенку полезет. Надо выбрать самую жуткую.
Тут Чак вскрикнул и выронил маску, которую засовывал обратно в коробку.
— Они прямо как настоящие. Кожа на ощупь такая тёплая, как настоящая.
Я не слушал его. Я копался в коробке. Мне хотелось просмотреть все маски, чтобы выбрать одну.
Мне нужна была самая жуткая, самая отпадная. Чтобы моих первоклашек мучили кошмары!
Мне попалась маска с лицом девчонки, у которой изо рта выползает ящерица.
Нет. Недостаточно страшная.
Волчья маска. Волк злобно оскалился, обнажив пасть с острыми клыками.
Не то.
Маска злобно ухмыляющегося старикашки. Изо рта у него торчит длинный, загнутый вниз зуб. У него желтоватые, длинные космы, свисающие на морщинистый лоб. В волосах и ушах угнездились противные чёрные пауки. Клочок кожи на лбу содран, и виден голый череп.
Неплохо, решил я.
От этой маски даже воняет как из помойки.
Я стал запихивать её обратно, как снова слышу тот же скрип.
На этот раз скрип громче. Прямо над головой.
Я затаил дыхание. Похоже на шаги. Кто-то ходит над нами.
Но ведь в магазинчике было темно и пусто. Мы же с Чаком долго глазели в витрину. Если б там кто-нибудь прятался, мы бы заметили.
От очередного скрипа я остолбенел. Я весь превратился в слух. Я отчётливо слышал каждую каплю, капающую на пол. Каждое звяканье двери люка. Даже собственное затаённое дыхание.
Потолок снова скрипнул. Я перестал дышать.
Дом старый, сказал я себе. Старые дома полны всяких скрипов и шорохов. Особенно в такой ветреный вечер.
Скрипучие шаги раздались снова. Я вздрогнул.
— Чак, слышишь? — Не выпуская из рук маску старикашки, я напряженно вслушивался. — Ты слышишь? — шёпотом спросил я. — Как, по-твоему, в доме кто-то есть?
Молчание.
Снова скрип шагов.
— Чак? — шепчу. — Эй, Чак? — Сердце уходит в пятки. Я оборачиваюсь к нему. — Чак?
Его нигде нет.
9
— Чак? — От страха у меня дыхание спёрло.
Раздались шаги по бетону. Кроссовки. Я повернулся к лестнице. В полумраке я заметил Чака. Он исчез в люке. Выбравшись наверх, он обернулся и позвал меня:
— Стив вылезай! — Он сказал это громким шепотом. — Скорей!
Поздно. Зажёгся свет.
Пока я хлопал глазами, я успел заметить, как быстрыми шагами человек подошёл к стене, потянул за длинный чёрный шнур.
«Не хватало ещё оказаться в ловушке», — промелькнуло у меня в голове.
И вот дверь люка с грохотом опустилась. Бам.
— О, — слабым голосом вскрикнул я.
Человек повернулся ко мне. Вид у него был сердитый.
Я в мышеловке.
Чак смылся, а я попался как кур в ощип. Один в этом чёртовом подвале, и еще этот тип.
А тип-то… тип ещё тот! Одна долгополая чёрная накидка с капюшоном чего стоит! Особенно когда развевается при ходьбе. Что это, хэллоуинский костюм, что ли? Или он всегда ходит в такой хламиде? А под этой пузырящейся накидкой у него чёрная одежда под старину.
Волосы у него чёрные, с пробором посередине, лоснятся, видно, чем-то намазаны, и тоненькие чёрные усики, будто наведённые карандашом.
Он уставился на меня, а глаза горят, как пара угольков. Как глаза вампира!
Меня так и затрясло. Как стоял я на коленках перед коробкой, так и застыл, только сильнее вцепился в неё обеими руками, и тоже смотрю на него как заворожённый. Ну и дела, думаю. В ловушке с вампиром. А сам жду, когда тот заговорит.
Он же, откинув капюшон накидки, скрестил руки на груди и прямо прожигает меня своими огненными глазами.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает.
— Я… это… маски хотел посмотреть, — кое-как выдавил из себя. Встать мне и в голову не приходит. Ноги дрожат. Куда там.
— Магазин закрыт, — процедил он сквозь сжатые губы.
— Я знаю… — И опустил глаза.
— Магазин закрылся совсем. Мы больше не торгуем.
— Я… простите… — уже еле шепчу.
Он хоть отпустит меня? Знать бы, что у него на уме. Тут ори хоть до одури, никто не услышит.
— Я живу наверху, — всё ещё сердито продолжает этот странный человек. — Услышал какой-то шорох. Будто кто-то коробки внизу передвигает. Уже хотел в полицию звонить.
— Я не взломщик, — выпалил я. — Не надо полицию. Дверь люка была открыта, мы с приятелем и заглянули.
Он быстро огляделся вокруг.
— Приятель? Где он?
— Он, услышав шаги, убежал. А я… я хотел посмотреть маски. Ну, понимаете… Скоро Хэллоуин. Я не собирался воровать. Я только…
— Но магазин закрыт, — повторил незнакомец и бросил взгляд на открытую коробку. — Эти маски не простые. Они не продаются.
— Н-не на продажу? — заикаясь, переспросил я.
— Зря ты влез в магазинчик, — сказал человек и покачал головой. Его полированная голова сверкнула под низкой лампой. — Сколько тебе лет?
Я так перепугался, что забыл, сколько мне лет. Я не мог выдавить ни слова. Открыл рот, а из него только мычанье. Наконец, сделав глубокий вдох, чтобы прийти в себя, я вымолвил:
— Двенадцать.
— Двенадцать, а уже лазаешь по магазинам, — укоризненно проговорил человек.
— Никуда я не лазаю, — запротестовал я. — То есть, — сбился я, — я никогда раньше не лазил. Я вообще пришёл купить маску. Вот смотрите, я и деньги принёс.
Сую дрожащую руку в карман джинсов и достаю скомканные деньги.
— Двадцать пять долларов, — говорю, протягивая деньги так, чтобы он мог увидеть. — Вот. Этого же хватит на маску?
Человек потёр подбородок.
— Я же сказал тебе, молодой человек, что маски эти особенные. Они не продаются. Поверь, тебе они не нужны.
— То есть как не нужны! — даже возмутился я. — Они же такие жуткие! Я таких отродясь не видывал. Хэллоуин на носу. Мне как раз позарез нужна маска. Вы даже представить не можете, как нужна. Ну, пожалуйста…
