Тут приблизились к башне горожане, столпились вокруг Ланселота, и сказал один из них:
– Сэр Ланселот, нет в мире, как видно, подвига, который оказался бы тебе не по плечу. Так вспомни же теперь и о несчастных горожанах, ибо близок уже тот день, когда подымется могильный камень и огнедышащий дракон снова явится терзать нас.
Взял Ланселот своего коня за повод и двинулся вместе с Элейной туда, где дожидался своего часа дракон. Народ же шел за ними толпою и не переставал дивиться тому, как чудно преобразились доспехи Ланселота, стоило ему побывать в башне. Ибо, когда прибыл он в город, голубей неба были его латы, но теперь цветом своим стали они подобны закатному небу, и дыхание адского жара исходило от них, так что не у каждого хватало духу приблизиться к Ланселоту.
Пришли наконец горожане с Ланселотом в пустынное место, где не было травы на земле и голые деревья кололи небо обугленными ветвями. Остановился Ланселот у могильного камня, приготовил свой меч и приказал выйти из толпы двум кузнецам со своими молотами. И били кузнецы по камню до тех пор, пока не рассекла его трещина. А когда повалил из этой трещины смрадный дым, испугались они, побросали молоты и бежали прочь. Ланселот же заслонился щитом и приготовился к битве.
Сначала раздался из-под камня страшный рев, а потом разъехались половинки надгробия, и мерзкий огнедышащий дракон выполз на Божий свет.
В ужасе закричал народ, когда огненным вихрем закружилось пламя из драконьих глоток вокруг Ланселота. Но развеялся дым, и огненный поток иссяк, а Ланселот стоял, прикрывшись щитом, и зорко следил за чудищем из-под забрала. И снова дракон разинул свои пасти, но багровые, закаленные в адском огне доспехи Ланселота и тут не поддались. Тогда шагнул вперед Ланселот, и зазвенел его меч о медную драконью чешую. Взметнулись страшные лапы последний раз и прочертили по щиту Ланселота три сверкающие борозды. Но уже ничто не может удержать меч Ланселота, и в самое сердце чудища вонзился он, и ударила струей кровь дракона. И так ядовита была эта кровь, что многие годы спустя не поднимался на этом месте ни один росток.
А тем временем поспешил навстречу Ланселоту отец Элейны, благородный король Пелес, и ввел его в свой замок, и приветствовал как избавителя. И в самый разгар пира сказал Пелес Ланселоту:
– Сэр Ланселот, года, что я прожил, унесли мою силу, а несчастья истерзали мой дух, и недолго осталось мне ходить по земле. Господь не дал мне сына, но если ты согласен взять в жены Элейну, то все мое королевство будет ее приданым.
Ланселот же ответил так:
– Благородный Пелес, велика честь занять ваш трон, что же до принцессы Элейны, то не встречал я девицы прекрасней, чем она. Однако другая судьба назначена мне. И покуда гнетут людей злоба и несправедливость, останусь я в седле.
Не знал Пелес, что возразить на это, ведь и сам король видел, каким славным рыцарем станет Ланселот, а потому и не уговаривал его более променять рыцарский меч на королевскую корону. Однако великую хитрость задумал Пелес, и, когда кончился пир, призвал к себе король придворную даму Брузену. И была эта Брузена весьма сведуща в колдовстве.
Она выслушала Пелеса и ответила так:
– Благородный король, если вы хотите, чтобы своей волей пошел Ланселот под венец с Элейной, без колдовства не обойтись. И вот что сделаю я: пусть завтра, перед тем как Элейна выйдет в зал, где будете вы беседовать с Ланселотом, поднесут ему кубок с питьем, что приготовлю я этой ночью.
И тогда вместо Элейны почудится ему образ королевы Гвиневеры, супруги короля Артура и хозяйки Круглого стола. А всякому ведомо, что такой прелестью наделил Господь образ Гвиневеры, что нет в христианском мире рыцаря, который, увидев ее, не был бы готов служить Гвиневере и отдать свою жизнь по первому ее слову. И когда в глазах Ланселота затеплится любовь, пусть Элейна разумными речами и нежной лаской укрепит ее. С великой охотой последует за ней юный рыцарь. И тогда, о король, все будет по-вашему.
Не создал Господь такой клинок, что поразил бы коварство, и мужество – ненадежная защита от хитрости. Вот уже пенится доброе вино в кубке у короля, и Ланселоту подносят высокий бокал.
Славное зелье сварила Брузена! Показалось Ланселоту на одно мгновенье, что снова коснулось его пламя из башни, и гул далеких колоколов послышался ему за окнами замка. Послышался и пропал, потому что растворились высокие двери и, окруженная придворными, вошла в зал дама столь нежная и прекрасная, что остановилось на миг сердце Ланселота. И в первый раз дрогнула его рука, и разлетелся высокий бокал по каменным плитам острыми осколками.
Торжествуй, король Пелес! Славного наследника отыскал ты. Радуйся, Элейна! Нет в мире рыцаря прекрасней Ланселота. И уже не далекие колокола слышатся им – все церкви в округе звонят во славу новобрачных.
Ничего не пожалел король Пелес для свадьбы дочери. День за днем пируют бароны в королевском замке, и не сводит глаз с Ланселота счастливая Элейна. Только сам Ланселот нет-нет да и задумается, словно что-то вспомнить хочет и не может. Но отшумела свадьба, и довольные бароны разъехались по своим замкам.
Бредет из зала в зал Ланселот, переходит из комнаты в комнату, будто ищет потерянное. И дивятся королевские слуги, что нет радости на его лице.
Но вот вошел Ланселот в тот покой, где встретили его, когда дважды победителем вошел он в замок Пелеса. Вошел и остановился в изумлении: славные доспехи лежали в углу, и сталь их была багряной, как небо на закате. «Видно, великий мастер ковал эти латы», – подумал Ланселот, подошел поближе и коснулся стального нагрудника. И тут же, будто пламенем, обожгло ему руку, и кончилось наваждение от колдовского снадобья, узнал Ланселот свои доспехи. Кинулся он к себе в покои, увидел Элейну и понял наконец, как жестоко его обманули.
– Позор мне! – воскликнул сэр Ланселот. – На спокойное житье, на мягкие перины променял я грядущую славу и рыцарскую честь. Ты виной тому! – И он выхватил свой меч и занес его над головою Элейны. Но не стала Элейна звать на помощь. Покорно опустилась она на колени перед Ланселотом.
– Казни меня, рыцарь, потому что с великим коварством обманули тебя здесь, но не было у моей любви иного способа задержать тебя в замке. И если казнят нынче за любовь, то крепче держи свой меч.
И опустила Элейна голову так, что рассыпались ее волосы и обнажили шею. А Ланселот устыдился своей ярости и отбросил клинок.
– Да простит меня Господь, – молвил Ланселот, – ибо великий это позор угрожать даме, вдвойне же позорно угрожать той, что любит тебя. Простите меня, леди Элейна.
И с тем сэр Ланселот надел свои доспехи, поднялся в седло и пустился в путь не откладывая.
Хоть и не медлил в пути Ланселот, слава о нем достигла Камелота раньше, чем увидел он стены Артурова замка. По всей Англии расходились рассказы о рыцаре в багровых доспехах и с тремя сверкающими бороздами на щите. Вот потому-то и узнали его дозорные, что стояли на стенах Камелота.
Все бароны, кому случилось тогда быть при дворе, вышли навстречу Ланселоту, и сам Артур был с ними. Ланселот же дивился столь торжественной встрече и в толк не мог взять, отчего с таким почетом помогают ему спуститься из седла и коня его ведут по двору так, словно это не боевой конь, а королевский наследник.
