Оглядел Галахад богатый стол, отломил кусок от ячменного хлеба, что лежал на краю, и вышел вон. И тут же простучали по дороге копыта, и вот уже гордый сэр Кэй сошел с коня и шагнул в шелковый шатер. Быстро вышел рыцарь Кэй оттуда, и сверкала у него в руках корона.
– Что ж, – проговорил сэр Кэй, – неужто и прикоснуться к короне не хватило у тебя духу? Ну, видно, такая у тебя судьба, любитель птичек. Нет, я – другое дело! Взгляни, сын Ланселота! Разве корона на моей голове сидит хуже, чем у любого владыки?
– Не много видел я королей, – ответил Галахад Кэю, – да только сдается мне, что никто из них не подбирал свою корону у дороги. Да и не для того выехали мы из Камелота, сэр Кэй.
Но сэр Кэй не слушал Галахада, он вытащил из ножен клинок и любовался своим отражением на сверкающей стали.
– Прощайте, сэр, – проговорил тогда Галахад и поехал прочь от шатра. Когда же сэр Кэй заметил, что нет рядом с ним Галахада, он усмехнулся и сказал так:
– Пусть глупый юнец носится в поисках Святого Грааля, только королю по плечу такой подвиг.
И он огляделся кругом горделиво и увидел, что с ближайшего холма двигаются к нему рыцари. Гремят их доспехи, и стяги развеваются над ними. И тогда сэр Кэй оперся на свой меч и, дождавшись, пока приблизятся рыцари, произнес:
– Привет вам, благородные сэры! Выслушайте же волю своего короля. – Ибо твердо он был уверен, что поспешает к нему его войско.
Но те рыцари и не думали слушать короля Кэя.
– Самозванец! – закричали они свирепо. – Похититель короны и трона. Смерть ему! Смерть!
И хоть успел сэр Кэй вскочить на коня, однако туго пришлось ему в схватке, ведь шлем его остался на земле и одна только бесполезная корона сверкала на голове у рыцаря. Яростно бился он с неизвестной дружиной, и многим рыцарям пришлось отведать удары сэра Кэя, но пробился к нему один из них – истинный великан и грозный боец – и железной своей рукой перехватил в воздухе занесенный для удара меч Кэя, вырвал его и бросил на землю, а после стиснул он руки Кэя так, как сжимает кузнец железную полосу большими клещами.
– Ты хотел стать королем, сэр Кэй? – прокричал он из-за решетки своего шлема, и голос его был подобен шуму ветра в горных ущельях. – Будь по-твоему. Отныне всякий скажет, что рыцарь Кэй даже спит в короне. – И он вдруг схватил двумя руками корону на голове Кэя и так надвинул ее, что золотой обруч и самоцветы до самой кости рассекли голову рыцаря, а кровь залила ему лицо.
– Ну чем не король? – проговорил богатырь, смеясь, и вдруг кулаком в латной рукавице так хватил по огромному рубину, который сиял в короне, как багровая звезда, что рухнул Кэй без памяти на землю.
Когда же очнулся он, то увидел, что лежит в огромном покое и молчаливые монахи снуют вокруг. Приподнялся на своем ложе сэр Кэй и видит рядом с собой немало рыцарей из тех, что отправлялись на поиски Святого Грааля.
– Где мы, святые отцы? – спросил у монахов сэр Кэй, но совсем не монашеский голос услышал он в ответ:
– Сдается мне, благородный сэр Кэй, что и вашему путешествию за Святым Граалем пришел конец.
И видит сэр Кэй рядом с собой желтоволосого насмешника сэра Динадана.
– Отвечай мне без хитрости и плутовства, – говорит он Динадану, – куда это попали мы все и по чьей воле?
Тогда усмехнулся сэр Динадан (а было у него забинтовано плечо, и кровь сочилась через повязки) и сказал так:
– Оглянись по сторонам, гордый Кэй, и, клянусь своей раной, ты все поймешь сам.
Вот тут-то и узнал сэр Кэй зал, где собрались рыцари, ибо это был тот самый монастырь, откуда отправились они на поиски Святого Грааля. И страшный гнев охватил его. Оттолкнул Кэй монаха, что промывал его рану на лбу белым вином, и закричал гневно:
– Клянусь своими шпорами, не поздоровится тому, кто сыграл со мной эту шутку! Не будь я Кэй!
Но странный гул раздался в этот миг, и густая мгла наполнила монастырский зал. Кто-то невидимый застонал, и словно шум далекой битвы послышался за стенами монастыря. Когда же все стихло и, подобно черному туману, выползла из зала мгла, увидели рыцари сэра Гавейна. Бледен был королевский племянник, словно тяготила его тяжкая рана, и сломанный меч держал он в правой руке, будто только что вышел из боя.
О том, что рассказал рыцарям сэр Гавейн
Но вот оглядел он зал и, как видно, узнал рыцарей, что сидели и лежали вокруг. И тут вернулся на щеки Гавейна румянец, и так вздохнул рыцарь, словно неслыханную тяжесть сняли с его плеч. Вздохнул он глубоко и отбросил обломок клинка в сторону. И сэр Кэй спросил его:
– Ответь, рыцарь, отчего и тебе оказался не по силам путь к Святому Граалю? Ведь недаром же сломан твой клинок.
И сэр Гавейн снял свой тяжелый шлем и опустился на сиденье.
– Всякому ведомо, – молвил он, – что нет для доброго рыцаря сокровища дороже, чем его честь. Переходит он из боя в бой, не считая ран, и едва заживут старые шрамы, как уже новые рубцы покрывают его. Но позором было бы уклониться от схватки.
– Вот слова истинного рыцаря! – проговорил сэр Кэй.
А сэр Гавейн повел свою речь дальше:
– Едва покинул я этот монастырь, как выехал мне навстречу рыцарь, на диво могучий и неслыханно дерзкий. Последними словами поносил он меня и все братство Круглого стола.
«Слышал я, – кричал этот рыцарь, – что дали рыцари короля Артура клятву не обнажать своих клинков, покуда не достигнут они Святого Грааля! Так не лучше ли было им отправить в путь придворных дам Гвиневеры, а самим забавляться музыкой и рукоделием?»
– Как?! – вскричал сэр Кэй. – Вы терпели такое поношение, сэр? Клянусь чем угодно, вы недостойны своего дяди.
– Ну уж нет, сэр Кэй, – воскликнул Гавейн в досаде. – Тут же ударил я этого наглеца и, не поломав собственного копья, вышиб его из седла с такой силою, что полопались у него застежки на латах. Однако еще не успело закатиться солнце, как новый поединок ожидал меня. И я честно одолел еще одного хулителя нашего братства. Силы же мои от схватки к схватке росли, точно в награду за эти победы.
– Воистину так! – сказали многие рыцари. – Ибо для чего другого пришел на этот свет рыцарь, как не для того, чтобы сражаться и одерживать победы.
Гавейн же продолжал:
– Теперь уж и не счесть, в скольких схватках вышел я победителем с тех пор, как оставили мы Камелот. Чудилось мне порою, что с целой рыцарской дружиной бьюсь я без передышки. Но стоило мне вступить в бой, стоило скрестить свой клинок с чужим клинком, и сила моих противников словно бы перетекала в мои мышцы. Так проходили день за днем в беспрерывных схватках, и меч мой насытился кровью, и даже ночью слышались мне удары клинка о доспехи.
Но вот однажды, когда расположился я на опушке буковой рощи, чтобы утолить голод, послышались из чащи горестные крики. Клянусь своим шлемом, я тут же кинулся на голос и вовремя успел! Трое рыцарей держали прекрасную даму, а четвертый прилаживал на дереве пеньковую веревку с петлей.
