И хоть пустынно было кругом, огляделся простолюдин по сторонам и сказал:
– Упаси вас Бог, благородные сэры, спрашивать о таком. Оттого и зовется единственным наш герцог, что не было в этой стране до него других правителей, да, говорят, и не будет никогда. И хоть безжалостен герцог и коварен, но вечно наша земля будет терпеть его, потому что нет на свете такого рыцаря, который одолел бы его в схватке. Оттого-то и зовется наша страна Страной Одного Замка, что, сколько ни было в ней благородных баронов, всех погубил Тремендос и до основания разрушил замки. – И тут замолчал простолюдин и укатил на своей скрипучей телеге.
Галахад же сказал отцу:
– Видно, в этой несчастной земле и ждут нас славные дела, потому что во всем Божьем мире не сыскать такого злодея-владыки. Так попрощаемся же, отец мой сэр Ланселот, ибо сегодня ступили мы на лезвие меча и что нас ждет – неведомо.
И тут рыцари сняли шлемы и расцеловались.
О том, как бился сэр Галахад с Тремендосом Единственным и как достиг он Святого Грааля
Семь дней скакали рыцари по Стране Одного Замка. Но вот наконец завиднелись впереди серые стены и башни под свинцовыми крышами поднялись перед рыцарями. Лепились вокруг замка домишки и хижины, подобно муравьям, копошились люди, но ни одного звука не долетало из города.
– Отец, – проговорил Галахад, – с тех пор как переправились мы через реку, не летит мне навстречу тот дивный аромат, что привел меня сюда, но вместо того чувствую я, как с каждой милей, что проезжаем мы по этой земле, растут мои силы. Когда же встал перед нами этот замок, почудилось мне, что уже не кровь, а легкое горячее пламя разносится от сердца по моим жилам. И чудится, близок тот подвиг, ради которого вышли мы из Камелота.
Перекрестились тут рыцари и по каменистой дороге двинулись к замку. Но стоило им поравняться с первыми домами, как сэр Ланселот подозвал горожанина и спросил его:
– Приятель, отчего это в вашем городе такая тишина, точно дали вы все обет молчания, и в кузницах ваших не куют железа, словно рыцарям вашим не нужны мечи, а землепашцам – мотыги и косы?
И тогда горожанин снял шляпу, поклонился и заговорил так тихо, что едва расслышали его рыцари.
– На что нам ковать клинки, ведь во всей нашей земле один только рыцарь и есть – Тремендос Единственный, и так он могуч и грозен, что никакое войско не в силах одолеть его. Каждые десять дней выезжает он из ворот своего замка и быстрее, чем жена моя испечет хлеб, объезжает границы своей земли. Если же повстречается ему рыцарь или даже целое войско, то немедля вступает он в бой, и крушит, и разит, покуда не останется перед ним ни одной живой души. Но всякий раз возвращается он в свой замок до наступления ночи, ибо там, за высокими стенами, прорыт у него колодец до самых адских рек и сам сатана поит его своей водою. Если же не напьется он этой воды до наступления ночи, то и всей его силе конец.
Но внезапно горожанин умолк, словно бы подавился своими словами, и другой голос раскатился над головами благородных рыцарей. Витязь, грозный и величественный, в доспехах алых, точно залитых кровью, на закованном в железо коне высился рядом с ними подобно утесу.
– Бессмысленный болтун! – проговорил он, глядя на горожанина. – Видно, мало вас, бездельников и плутов, развешивал я на зубцах крепостных стен. Да знаешь ли ты, что все вы живете лишь до той поры, покуда не наскучило мне глядеть на вашу возню!
Страшен был этот голос! Точно тяжкие глыбы с горного склона падали слова. И на коленях молил о пощаде горожанин. Но видно, и вправду не знал жалости здешний владыка. Вот уже взмыл огромный меч над его головой – и вдруг остановился, встретив на своем пути сталь Галахадова клинка. Брызнули искры, когда ударилась сталь о сталь, и не выдержало сердце Ланселота.
– Отойди, Галахад! – воскликнул он. – Уж если суждено нам сложить здесь головы, так пусть я буду первым! – И он выхватил свой клинок и такой удар нанес Тремендосу, что шлем слетел с его головы. Бешеная злоба вспыхнула в глазах владыки. Поднялся он в стременах и щитом своим, огромным, как крепостные ворота, нанес жесточайший удар сэру Ланселоту, так что рухнул он со своим конем и остался лежать без движения.
– Иисусе! – проговорил сэр Галахад. – Видно, недаром потонула отцовская лодка.
Но не время было убиваться и плакать, ибо уже над головою Галахада взмыл огромный щит.
Словно небо раскололось надвое – такой прокатился гром, когда столкнулись щиты двух витязей. Однако усидел Галахад в седле, и конь его не дрогнул. И тогда отъехал Тремендос на длину копья и проговорил:
– Верно, ты и есть тот боец, что семь дней уже пьет из источника моей силы. Ведь иначе не выдержал бы ты моего удара. Чаша Святого Грааля скрыта за стенами моего замка. Кровь Господа нашего Иисуса питает мою мощь, и нет в мире равного мне, и некому меня судить!
Галахад же ответил ему:
– Разве становится святым захвативший храм разбойник? Глумился он над священником и молящихся пугает своим мечом. Но приходит рыцарь и бьется с ним без долгих разговоров, и гонит прочь, и рубит нещадно. И снова в храме звучит молитва, а имени злодея не помнит никто. Подбери же шлем, герцог Тремендос, ибо не для шуток пришел я сюда.
И сшиблись рыцари и рубились так жестоко, что бежал народ из города. Галахад же теснил Тремендоса, и чем ближе подступали они к воротам замка, тем сильней чувствовал себя сын Ланселота. И когда уже казалось, что вот-вот ворвется Галахад вслед за врагом своим в замок, рухнул Тремендос с коня, словно бы от удара Галахада. Рухнул, и расступилась под ним земля, и пропал он.
Опустил рыцарь меч от изумления, но тотчас понял, что ушел Тремендос подземным ходом. Тогда и Галахад устремился за ним, но уже засыпан был ход, и нельзя было пробиться сквозь завал.
А тем временем низко опустилось солнце, и почувствовал сэр Галахад тяжкую усталость.
Тогда рыцарь опустился на землю у ворот, чтобы не ускользнул до завтра Тремендос Единственный, и молился и горевал о том, что не может исполнить сыновний долг и похоронить своего отца как подобает. И с тем уснул Галахад, и легок был его сон.
Не голос врага и не пение птиц разбудили Галахада. Как соки земли будят весною все, что цветет и зеленеет, так и Галахада разбудила несказанная мощь, что переполнила за ночь его тело. Поднялся рыцарь и хотел уже навалиться на запертые ворота, как вдруг они распахнулись сами, и туча длинных стрел впилась в Галахадов щит.
– Ого! – воскликнул Галахад. – Как видно, я и впрямь разворошил улей, коли встречает меня целый рой.
И хоть щит его стал похож на дикобраза, двинулся он бесстрашно вперед, ведь едва вступил он за стены замка, как сила его забушевала, подобно приливу в море. Однако и семи шагов не сделал Галахад по двору, как встал перед ним Тремендос Единственный. Забрало на шлеме герцога было поднято, и немало подивился Галахад тому, как переменилось лицо Единственного. Словно не ночь прошла с той минуты, как разделили их ворота замка, а двадцать лет минуло. Темные морщины рассекли щеки и лоб Тремендоса, выцвели глаза, и седина в черной бороде сверкала, будто первый иней осенним утром. Но по-прежнему крепок был боец, и гремел под его ударами щит Галахада и его доспехи, потому что исчезла волшебная сила белого щита в Стране Одного Замка.
