Утром я достал из одного мешка узелок, тоже трофей с воришек, и, устроившись поудобнее на своем наблюдательном пункте, продолжил следить за станцией, заодно завтракал. При них я нашел пару вкрутую сваренных яиц, кусок пирога с капустой, полкаравая хлеба, небольшой кусок копченого сала, половинку луковицы, и все. Видимо, это были остатки с обеда, но мне хватило. Позавтракал нормально, да и воды напился из своей фляги, прополоскав полость рта. Утолив голод, я продолжил наблюдение.
Блатных не было часов до десяти. Одному теперь не до насилия сельчанки, все лицо – сплошной ожог, второй раздет, так что я не удивился, когда появился их третий подельник. Тот высокий и худой со скуластым лицом. Он изучал тех, кто был на базаре, и по-тихому таскал. Надо сказать, руки у него росли откуда надо, даже я, внимательно наблюдая за ним, не всегда успевал фиксировать, когда чья-нибудь собственность сменяла владельца. В общем, утащив кошелек у какой-то расфуфыренной дамочки, явно из беженок, он в переулке очистил его и вернулся на рынок уже совершать покупки. Купил одежды, обувь – ему хватило, мешок и еды. Все это распихал в купленный мешок, после чего двинул к своему амбару, опасливо оглядываясь.
Дальше я за ними не следил, к озеру ходил, где постирал всю добытую одежду и повесил сушиться в кустарнике, в котором ночевал. Стирать пришлось хорошо, с песком и глиной, а то те, похоже, и не знали, что такое стирка, полы куртки и рукавов были засалены. Еле отмыл. Да и запашок от одежды шел. Так что, дав ей отмокнуть, отстирал, даже без мыла получилось неплохо, и теперь та сохла. Вот после обеда, вернувшись к наблюдению, я заметил, что из амбара выходит с высоким на пару какой-то мужчина с портфелем в руках, похоже врач или фельдшер. Они немного поговорили у входа, после чего медик направился на станцию, а высокий ушел внутрь. Когда пришел поезд, все трое – старшой имел полностью забинтованную голову, только щели для глаз и рта, – забравшись в один из вагонов, отбыли. Я даже вздохнул с облегчением. Кто их ограбил, они, понятное дело, не знают, не могли видеть, только нечеткий силуэт, все же парализованы были, а не оглушены и без сознания. Поэтому могли опознать не меня, а свою бывшую одежду по множеству мелких деталей. Теперь эта проблема снята, блатные отбыли, и можно посетить рынок на станции, а то реально кишка кишкой играет. Все, что осталось от бандитов, я уже уничтожил, и теперь очень хотелось есть. Все же последнее время я приметил все возрастающий аппетит, раньше я столько не ел. Повторюсь, такой скачок аппетита настораживал, и я не без основания подозревал в этом проделки паразита. Ведь именно тогда, когда он внедрился в мое тело, я стал часто чувствовать голод, и если раньше мне хватало трижды питаться в день, то теперь это приходилось делать раз пять. Полдники и все такое. Что же со мной делает этот чужой, что ему для перестройки себя, или, возможно, меня, столько материала потребно? Вот сиди и гадай.
После отбытия блатных я прошел к своей, можно сказать, лежке и, пробравшись по-пластунски до убежища, где провел ночь, проверил постиранные вещи. Небольшой ветерок подсушил их, но на солнце те бы высохли быстрее. Они были немного влажные. Меня это не обеспокоило, высохнут на теле. В одном из мешков я нашел аж два комплекта нательного белья, чистое и свежее, похоже, совсем не ношенное. Я его на всякий случай тоже постирал и теперь стал надевать. Потом брюки из того найденного комплекта, рубаху, а сверху куртку молодого. Головной убор надевать не стал, да и не брал я его у блатных, хотя каждый имел кепку. Вот с обувью пришлось подумать, были кожаные сапоги старшого, размер подходил, и почти новые полуботинки молодого. Выбор пал на полуботинки, к ним запасной комплект носков был, три пары, не ношенные. А портянки к сапогам еще не высохли, да и не было запасных к ним. Что снял со старшого, то и отстирал.
Из оружия я взял один нож, мне он и привычнее, и проще с ним, от пистолета попробуй отбрехаться. Проверив, как сидит одежда, я взял полпачки денег, что при себе имели блатные, убрал в карман, соседний с документами. После чего проверив маскировку лежки, покинул ее и направился к опушке, забирая влево, там тропинка из леса выбегала к селу. Вот по ней я и дошел до села, а потом и до станции. Сельские на меня внимания практически не обращали, так, изредка косились на молодого паренька, что, белозубо радуясь жизни, шел по улице. Пару раз девчата чуть моложе меня оборачивались, а так ничего, нормально дошел. Практически сельчане, привыкшие к беженцам и множеству новых лиц, на меня внимания не обратили, и это хорошо. А вот и базарчик, народу тут было не так и много, так и торговцев не великое число, и двух десятков нет. А торговали тут всем, что было, начиная от продуктов и живности и заканчивая разным домашним барахлом. Даже велосипед был выставлен на продажу. Видимо, кто-то из беженцев продал, а новый хозяин перепродавал. На вид тот неказист был, обшарпанный, но смазанный где нужно. Да и резина не сильно лысая. Мне он не нужен, так, поглядывал вокруг и прикидывал.
– Почем пирожки, мать? – весело спросил я у одной из торговок, что сидела на обшарпанном ящике и торговала продукцией собственного приготовления. Даже молоко было. Коровье, наверное, ну или козье.
– Один пирожок пять рублев, – категорически сказала та. – Стакан молока столько же.
– Ох и нравитесь вы мне своей деловой жилкой. Мне шесть пирожков и стакан молока. С чем пирожки-то?
– Три с мясом осталось, девять с картошкой и луком, два с яйцами и зеленым луком. Расторговалась я уже. Хорошо пирожки берут. Сало возьмешь? Хлеб утренний есть.
– Я много что возьму, мать. Ты мне вот сюда на скатерку положи по два пирожка каждого вида и стакан молока, хорошо?
– А чего ж тут сложного? – пожала та плечами.
На белую холстину она положила то, что я просил, и из бидона налила свежего и вкусного, как я потом узнал, молока. Когда она наливала молоко в граненый стакан, я удивленно поднял брови – не знал, что в это время их уже выпускали. Когда продуктовый натюрморт был сложен, я достал из кармана копир – он напоминал сложенную в щепоть кисть руки серебристого цвета – и, включив, поводил им над пирожками и молоком, снимая копию. Все, дело сделано, теперь можно и нормально пообедать. Время, правда, к двум подходит, полдник практически уже, но есть очень хотелось.
– Чего это ты сделал? – удивилась торговка, пересчитывая плату за пирожки и молоко.
Устроившись рядом на чурбаке и еще одном ящике как на стуле со столом в точке общепита, я сделал глоток, пробуя молоко на вкус, и, усмехнувшись, вытер тыльной стороной ладони молочные усы.
– Эта одна из тайн древних народов, – я откусил пирожок с мясом и пережевывал, заодно выдерживая паузу.
– И что? – заинтересовалась та, соседние торговцы тоже с любопытством прислушивались.
– Вкусные у вас пирожки… Так вот, в древние времена, когда неандертальцы еще забивали дубинками мамонтов, они научились добывать огонь не только трением, но и с помощью кремня, высекая искры. Это было новое слово в науке и технике. До этого считали, что самое лучшее достижение – это не водить женщин за руку за собой, а просто таскать их за волосы. Тогда-то и был применен новаторский метод таскания за собой женщин. Поначалу их таскали за ноги, но за волосы оказалось удобнее и лучше.
