– Нет, конечно, нет, вы сильнее напоминаете художников, чем я предполагал, – сказал я. – Но, полагаю, несмотря на все ваше смятение, вы вернулись к работе над… объектом женского пола.
– Мы не напоминаем художников, – поправил мистер Треск, – мы и есть художники, и мы знаем, как отставить чувства в сторону и с предельной сосредоточенностью обратиться к избранным нами выразительным средствам. Но несмотря на это, далее мы обнаружили последнее и неодолимое разочарование этого вечера, открытие которого ставило крест на всех наших надеждах.
– Если вы обнаружили, что Маргарита сбежала, – сказал я, – что, после ваших слов, кажется мне почти…
Мистер Треск сердито поднял руку.
– Прошу не оскорблять нас, сэр, мы уже достаточно натерпелись за этот день. Объект сбежал, да, но не в том смысле, что вы подразумеваете. Она ушла навсегда, в том смысле, что ее душа покинула тело и улетела в те миры, о природе которых мы можем лишь строить жалкие, грубые догадки.
– Она умерла? – спросил я. – Другими словами, вы, идиоты, допустили прямое нарушение моих указаний и убили ее. Вы любите рассказывать о своей компетентности, но вы зашли слишком далеко. Она умерла у вас на руках! Я желаю, чтобы вы немедленно покинули мой дом! Уходите. Прочь. Сию же минуту!
Мистер Треск и мистер Тумак переглянулись между собой, и когда их глаза встретились, я увидел в них общую скорбь, которая затем настигла и меня. И прежде чем понять ее причину, я увидел, что единственным идиотом в комнате был я сам. А затем скорбь охватила нас троих.
– Объект умер, но мы его не убивали, – сказал мистер Треск. – Мы не заходили слишком далеко – ни в этот раз, ни когда-либо еще. Объект сам предпочел умереть. Смерть объекта наступила в результате самоубийства. Раз уж вы нас слушаете, сэр, нельзя ли, сэр, открыть уши и выслушать, что я говорю? Она могла стать самым превосходным и храбрым объектом из всех, кто встречался нам за всю нашу долгую практику и встретится впредь, но, увидев неуклюжее убийство своего любовника, решила расстаться с жизнью.
– Быстро, как выстрел, – сказал мистер Тумак. – Не случись этого, сэр, мы сумели бы сохранять ее в живых около года.
– И это было бы для нас редкой честью, – добавил мистер Треск. – Но мы можем лишь смотреть правде в глаза, сэр.
– Я смотрю, – ответил я. – Прошу, скажите мне, как вы избавились от тел.
– Они в доме, – сказал мистер Треск, а затем, прежде чем я успел возразить, продолжил: – В этих скверных обстоятельствах, сэр, включавших продолжающуюся недоступность клиента и глубину личного и профессионального разочарования, ощущаемого нами с партнером, мы не нашли иного выхода, кроме как избавиться от дома вместе с компрометирующими останками.
– Избавиться от «Зеленых труб»? – воскликнул я в ужасе. – Как вы могли избавиться от «Зеленых труб»?
– Весьма неохотно, сэр, – ответил мистер Треск. – С тяжелым сердцем и соответствующим гневом. И с той же степенью профессионального неудовлетворения. Говоря обычными терминами, посредством сожжения. Огонь, сэр, – это такое же вещество, как и шок или соленая вода, имеющее целительные и очищающие свойства, только он более радикален.
– Но «Зеленые трубы» он не исцелил, – сказал я. – Как и мою жену.
– Вы человек острого ума, сэр, и доставили нам с мистером Тумаком немало минут огромного веселья. Действительно, «Зеленые трубы» не были исцелены, зато очищены, и самым тщательным образом. А вы наняли нас, чтобы наказать вашу жену, и мы ее наказали, насколько это было возможно при столь тяжелых обстоятельствах.
– Которые включали также наше ощущение, что наша работа завершилась раньше времени, – добавил мистер Тумак. – Что служит для нас обстоятельством весьма невыносимым.
– Сожалею о вашем разочаровании, – сказал я, – но не могу согласиться с тем, что сожжение моего великолепного дома было необходимым.
– Лет пятнадцать-двадцать назад без этого можно было обойтись, – сказал мистер Треск. – Теперь, однако, эта презренная алхимия, известная как «полицейская наука», разрослась в такое огромное и извращенное колдовское отродье, что каплю крови можно обнаружить даже если вы все вычистили и оттерли так, что у вас потом болели руки. Она достигла такого ужасного уровня, что если констебль, пусть совершенно без мозгов, но с желанием засадить в тюрьму честных ребят, занимающихся одной из древних профессий, обнаружит пару волосков на предполагаемом месте преступления, он ковыляет до лаборатории и там тут же выскакивает гадкий колдун, который говорит ему, что эти два волоска упали с голов мистера Треска и мистера Тумака. Конечно, сгущаю краски, сэр, знаю, но не так уж сильно.
– А если у них и нет наших имен, сэр, – продолжил мистер Тумак, – а их у них нет и я молю Бога, чтобы не было никогда, они будут собирать наши следы, чтобы объединить их в общее дело. А в день, когда им удастся узнать имена, они его откроют и выдвинут против нас чудовищные и несправедливые обвинения. Это отвратительно, поэтому необходимо принимать все разумные меры предосторожности.
– Я уже тысячу раз выражал свое убеждение в том, – сказал мистер Треск, – что древнее искусство не должно быть вне закона, а его адепты не должны считаться преступниками. Разве для этих так называемых преступлений есть термины? Нет! Они называют их «тяжкими телесными повреждениями» или и того хуже – «насилие». Мы не насилуем. Мы воздействуем, мы наставляем, мы воспитываем. Собственно говоря, эти действия не могут быть преступлениями, а те, кто этим занимается, – не могут быть преступниками. Я говорю это уже в тысячу первый раз.
– Хорошо, – сказал я, стремясь подвести эту ужасную беседу к концу, – вы описали печальные события этого вечера. Я принимаю ваши доводы, почему вы сожгли мой прекрасный дом. Остается лишь вопрос вашего вознаграждения, и он требует серьезных размышлений. Эта ночь истощила мои силы, и вам, после всех ваших трудов, должно быть, необходим отдых. Свяжитесь со мной через день-два, джентльмены, любым предпочтительным для вас способом. Сейчас я хотел бы побыть наедине со своими мыслями. Мистер Монкрифф вас проводит.
Ненормальные деревенщины встретили мое заявление безучастными взглядами и стоическим молчанием, и я вновь вспомнил свой немой обет ничего им не давать, ни единого пенни. При всей претенциозности их хватило лишь на то, чтобы убить мою жену и уничтожить загородный дом. Поднявшись на ноги – это оказалось труднее, чем я ожидал, – я добавил:
– Спасибо вам за вашу работу.
И снова между ними пробежал взгляд, говоривший о том, что я упустил саму суть сложившегося положения.
– Ваши благодарности принимаются, – проговорил мистер Тумак, – впрочем, вы можете это оспорить, они преждевременны, и вы сами это понимаете, у себя в душе. Вчера утром мы начали путешествие, в котором нам предстоит пройти еще многие мили. Вследствие этого, мы предпочитаем не уходить. Сейчас лучшей защитой от закона для нас троих будет остаться на некоторый период времени здесь. И это не говоря уже о продолжении вашего обучения, которое будет преследовать нас бесконечно, если мы им не займемся.
