Мой старый одноклассник превратился в седоволосую, крепкую копию собственного деда, и, пусть он передвигался все еще с трудом, ум его работал довольно резво. Делберт знал мое имя, как свое собственное, хотя и не мог соединить его со сморщенным стариком, наставляющим его с аналоя любить своих врагов. Но мои лицо и голос так напоминали покойного юриста, бывшего моим отцом, что он узнал меня прежде, чем я закончил читать первый стих. В который раз загадочным образом себя проявил великий замысел Вселенной: мои совершенно корыстные заботы о Чарли-Чарли Рэкетте (представление в комиссию по досрочному освобождению и последующий прием на работу своим шпионом) втайне от меня оказались замечены миром деревни. Я, дитя Скрипчер-стрит, стал героем для живущих здесь поколений! Обняв меня после завершения моей судьбоносной службы, Делберт Мадж попросил помочь разрешить финансовый спор, угрожавший единству его семьи. Я, разумеется, согласился, при условии, что мои услуги будут оказаны бесплатно. Спор Маджей оказался простейшим делом, и вскоре я начал выполнять подобную работу для других деревенских семейств. Однажды под покровом ночи мою обитель на Скрипчер-стрит посетил новозаветский врач, уже выслушавший, пока вправлял сломанные кости жителей деревни, с полудюжину рассказов о моих чудесах. Я нашел решение его нехитрой проблемы, и он расхвалил меня перед своими друзьями-горожанами. С тех пор не прошло и года, как весь Новый Завет знал о моей «трагедии» и последующем «пробуждении», а я управлял деньгами Храма, деревни и города. Через три года наш преподобный на своем девяносто первом году жизни, как сказали Рэкетты и Маджи, «проснулся мертвым», и я, покорившись просьбам большинства, принял его должность.
Я каждый день занимаю свое почетное место. Торжественное облачение позволяет мне скрывать шрамы. Люцитовая коробочка вместе со своим содержанием похоронена глубоко в священной земле под Храмом, где и мне однажды предстоит присоединиться к предкам – там же осталось и несколько костей Грэма Лессона, вперемешку с останками Маргариты. Повязка изящно закрывает глаз, я опираюсь на трость из ротанга, но обрубок правой руки остается на виду. Поврежденный язык шепчет то, что, я знаю, никто не поймет; я начинаю проповедь словом «боль». И затем тихо, на выдохе добавляю еще два слова, завершающие ту книжечку, что привлекла однажды внимание общительного убийцы и что я купил на большом вокзале давным-давно, а именно: «О, люди!».
[1999]
Тим Леббон
Белый
[106]
Несмотря на довольно мутную иллюстрацию, созданную Юлеком Хеллером, имело место очередное обновление обложки – появилась новая компоновка содержания и кроваво-красный логотип серии.
В этом томе «Предисловие», которое рассказывало о жанре в последний год двадцатого века, состояло из семидесяти шести страниц, тогда как раздел «Некрологи» занимал тридцать восемь. Отдельно я посвятил пять страниц обсуждению новых издательских явлений – появлению дорогих изданий в малых издательствах и расцвету электронных книг.
Наконец-то для своей серии я заполучил произведение британца Джеймса Герберта – отрывок из его романа Others. Также в книгу вошли 20 рассказов известных жанровых авторов: Нила Геймана, Питера Страуба, Рэмси Кэмпбелла, Кима Ньюмана, Майкла Маршалла Смита, Ф. Пола Вилсона, Джина Вулфа, Грэма Мастертона, Томаса Тессьера, Терри Лэмсли, Т. Э. Д. Клайна и Дэвида Дж. Шоу. Плюс две истории от Стива Резника Тема, в которых действие происходит в одном и том же призрачном мире. Также я включил в книгу рассказ Jimmy Дэвида Кейза, одного из старейших авторов издательства Arkham House. Но работой, которая оказала на меня наибольшее впечатление, оказалась история писателя, дебютировавшего в этом году в жанре. Тим Леббон сделал впечатляющую карьеру серией коммерческих проектов, но в конце девяностых он только начал оттачивать свое мастерство и публиковался в небольших издательствах. Я периодически следил за его творчеством, но, когда я прочитал его апокалиптическую новеллу «Белый», которая затем получила Британскую премию фэнтези, я был полностью пленен талантом, с которым Тим описывал развитие персонажа и окружающую обстановку. Именно тогда я понял, что он действительно работает над текстом как писатель с большой буквы.
1. Цвет крови
Первое тело мы нашли за два дня до Рождества. Чарли вышла наружу, чтобы собрать немного сухого хвороста для растопки. Всякий раз ей приходилось прокладывать путь сквозь одичавший сад и потом вниз, к скалам, разгребая снег вокруг кустов и складывая в сумку все упавшие ветки, которые только удавалось найти. Она говорила потом, что ничто не предвещало беды. Ничто не нарушало девственную снежную гладь – ни следов, ни каких-либо подозрительных знаков, которые могли бы стать причиной для беспокойства. Не было ничего, что могло бы подготовить ее к той кровавой сцене, на которую она наткнулась. Откатив большой валун в сторону, она увидела на снегу багровую лужу, которая, собственно, и была всем, что осталось от человека. Шок лишил ее способности воспринимать реальность. Натурализм сцены безжалостно проломил защитные слои психики Чарли – чтобы эта картина смогла навсегда запечатлеться в ее памяти. И лишь после этого увиденное ею зрелище наконец получило доступ к сознанию.
С пронзительным криком Чарли побежала обратно. Она узнала своего бойфренда по остаткам ботинок.
Мы сидели в столовой, пытаясь осмыслить происходившее в последние несколько недель, когда в комнату ворвалась Чарли. Мы уже долгое время предавались этому занятию, разговаривая друг с другом в просторных гостиных особняка, собирались парами, чтобы поплакать и поделиться теплом друг с другом, или же порознь размышляли о жизни, вглядываясь в сумеречное небо и силясь постичь смысл бесконечности. Я был из тех, кто большую часть времени проводил один.
Я был единственным ребенком в семье и, вопреки распространенному мнению, воспитание такого одиночки обернулось сущим кошмаром. Мне всегда казалось, что родители упрекают меня за то, что они не смогут больше иметь детей, и вместо того, чтобы упиваться волнительным ощущением собственного детства, эти годы я провел в наблюдении за тем, как мои отец и мать оплакивают тень потомства, которому уже не суждено появиться на свет. Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно.
Чарли распахнула дверь, надавив на нее всем телом, и чуть было не рухнула на пол. Мокрые волосы облепили ее лоб, глаза двумя яркими искрами поблескивали из-под спутанных прядей.
Смерзшиеся комья снега падали с ботинок на пол, оставляя пятна на дощатом полу, уже запачканном мокрым снегом. Первое, что я заметил, был их розоватый оттенок.
И только потом я заметил кровь на ее ладонях.
– Чарли! – Хейден вскочил на ноги, пытаясь подхватить обезумевшую женщину, пока она не ударилась о пол, и рухнул вместе с ней, растянувшись в невесть откуда взявшейся луже из грязи и слез. Затем он заметил кровь и инстинктивно отпрянул.
