Женевьева кивнула. На прозрачном личике Нико отразился энтузиазм.
– Оно вернулось? Твое отражение в зеркале?
– Мое – нет.
Ее лицо вытянулось. Она потеряна для профессии. Все ее чувства были как на ладони, заметные даже с дальних кресел.
– Разные линии крови дают разные особенности, – Женевьева попыталась ее утешить.
– Я это слышала.
Призрачные надежды Нико не интересовали. Она жаждала мгновенного решения проблемы.
– Это мадемуазель Дьедонн? – проревел знакомый голос.
– Да, Орсон, это я, – сказала она.
Нико отреагировала тем, что принялась за расчеты. Она думала, что Женевьева может оказаться важной персоной.
– Тогда на этом сегодня сворачиваем. Спасибо, люди. Отчитайтесь Ойе о своих издержках и встречаемся здесь следующей ночью, ровно в полночь. Вы все изумительны.
Ойей звали ту самую женщину, с планшетом в руках: Ойя Кодар, соавтор и товарищ Уэллса. Она была из Югославии – еще одна беженка, вынесенная волнами на берег Калифорнии. Уэллс словно выплыл из бассейна, легко подтягивая свое огромное тело вверх по лестнице, помогая себе объемистыми руками. Она поразилась тому, как легко он держался на ногах.
Он избавился от накладного носа, после чего обнял ее.
– Женевьева, Женевьева, я тебе очень рад.
Остальные участники съемочной группы по одному поднимались наверх и тащили на себе оборудование.
– Думал отснять сцену безумия Ван Хельсинга, – пояснил Уэллс. – Ловкий трюк с этими девчонками.
Он подмигнул почти по-сантаклаусовски. Его жестикуляция завораживала.
– Элементарная магия кино, – сказал он. – Жорж Мельес мог бы провернуть такое в тысяча восемьсот девяносто седьмом.
– Так уже делали раньше? Я не помню, чтобы видела подобное в фильмах.
– Дело в том, я полагаю, что это мое собственное изобретение. Все еще есть хитрости, которые можно выжать из кинематографа. Даже после всех этих лет – для тебя, конечно, всего лишь вздох, моя дорогая, – звуковое кино все еще не совершенно. Мои маленькие вампирчики могут сделать карьеры аниматоров, кукловодов. И ты никогда не увидишь их рук. Я должен отснять короткометражку, для детей.
– Ты давно над этим работаешь?
– Эта идея пришла мне в голову сегодня, около семи вечера, – сказал он с застенчивой усмешкой. – Это Голливуд, моя милая, и тут можно получить что угодно только позвонив по телефону. Я заказал моих вампиров, словно пиццу.
Женевьева догадалась, что невидимые девушки были шлюшками – обычная карьера для тех, кто не мог сниматься в кино. Некоторые работники студий платили хорошие деньги девушкам, которых они бы с презрением проигнорировали на открытых пробах. А правильно обученные вампиры могли погружаться в такие области боли и наслаждения, куда не рискнули бы заглянуть теплые девушки, сочтя их неприятными, неаппетитными или нездоровыми.
Она заметила, что Нико увивалась вокруг молодого ассистента мужского пола, и попеременно то флиртовала с ним, то пыталась выпросить у него какую-то услугу. Уэллс был прав: она могла бы сделать себе карьеру повелительницы марионеток.
– Пойдем в дом, Женевьева, – сказал Уэллс. – Нам надо поговорить.
Съемочная команда и девушки сгрудились вместе. Оставшаяся за главную Ойя организовала несколько машин, чтобы развезти всех по домам или (в случае Нико, Норки и Вампи) – в новый клуб, где можно было провести оставшиеся до рассвета часы. Гари, оператор, хотел доставить отснятое в лабораторию, поэтому спешно уехал на своей машине. Многие люди кино жили по вампирскому графику, даже не будучи ожившими мертвецами.
Вокруг все еще чувствовалось некое опьянение. Женевьева задумалась, было ли оно подлинным, или же кто-то из команды нюхал драк, чтобы держать темп. Она слышала, что это работает лучше спидов, но решила, что сама она надежно защищена; даже будучи кровопийцей – подобно всем представителям ее вида, она обратилась после того, как пила кровь вампира, – она находила отвратительной идею вводить в свой организм высушенную в порошок кровь другого вампира, разбавленную дьявол знает чем еще.
Уэллс шел впереди к ничем не примечательному бунгало, и включал по дороге свет. Бессмысленный шум у бассейна заставил ее оглянуться.
Сцена безумия Ван Хельсинга?
Она знала, чем сейчас занят Уэллс. Он упоминал, что всегда хотел снять «Дракулу». И сейчас, похоже, он действовал, подчиняясь импульсу. Это немного ее испугало, хотя и не должно было. Сама она не могла определиться, насколько часто следует рассказывать эту историю.
VI
Орсон Уэллс прибыл в Голливуд в 1939-м, и договорился с Джорджем Шефером из Pictures о съемках двух фильмов в качестве продюсера-постановщика-сценариста-актера. Приведя за собой свиту из коллег с радио и из нью-йоркского театра, он основал Mercury Productions, чтобы делать фильмы. Прежде чем приступить к «Гражданину Кейну» (1941) и «Великолепным Эмберсонам» (1942), Уэллс занимался другими проектами: только что опубликованный антифашистский триллер Николаса Блейка «Улыбающийся человек с ножом» (1939), «Сердце тьмы» Конрада (1902) и «Дракула» Стокера (1897). Как и в случае с Конрадом, «Дракула» был новеллой, которую Уэллс ставил потом на радио в «Театре Ртути в эфире» (июль 1938).
Сценарий подготовили (Уэллс, Герман Манкевич и, без указания в титрах, Джон Хаусман), придумали декорации, утвердили состав и сняли пробы – правда, точное их количество так и не назвали, – но затем от проекта отказались.
Причины отказа от «Графа Дракулы» остались неизвестными. Ходили слухи, что RKO занервничали из-за оглашенного Уэллсом намерения снять большую часть фильма от первого лица, переключая камеру между разными персонажами – так же, как в невыдуманной истории Стокера. В своих мемуарах «Прокол» (1972) Хаусман утверждает, что энтузиазм Уэллса относительно такой формы съемки хотя бы частично опирался на идею, что бесстрашные охотники на вампиров – Харкер, Ван Хельсинг, Куинси, Холмвуд – преимущественно останутся за кадром, зато Дракула, объект их внимания, всегда будет в фокусе. Хаусман, к моменту написания мемуаров давно отдалившийся от Уэллса, без нужды добавляет, что Дракулу играл бы сам Уэллс. Он заодно носился с идеей сняться и в роли Харкера, но потом решил, что Уильям Алленд тоже справится, если будет держаться тени и если Уэллс будет его иногда дублировать.
Быстро менявшаяся политическая ситуация в Европе, которая уже вынудила правительство Рузвельта пересмотреть политику относительно вампиризма и слишком реального графа Дракулы, могла вдохновить определенные фракции на то, чтобы надавить на RKO и убедить их, что снимать такой фильм в 1940-м будет «неразумно».
В интервью с Питером Богдановичем, опубликованном в «Это Орсон Уэллс» (1992), но сделанном задолго до выхода дискуссионной версии «Дракулы» Фрэнсиса Копполы (1979), Уэллс говорит: «Из «Дракулы» можно сделать потрясающее кино. По сути, еще никто этого не сделал; никто не обращал внимания на книгу – на самую потрясающую и ужасающую книгу на свете. Историю рассказывают четыре человека, а потому должно быть четыре повествования, как было у нас на радио. Там есть одна сцена в Лондоне, где он бросает тяжелый мешок, наполненный кричащими младенцами в угол подвала! Сейчас уже можно зайти так далеко».
