– Всего один телефонный звонок, Женэ. Чтобы уничтожить все. Чтобы уничтожить меня. Я даже не достоин убийства. И это причиняет боль. Тебя они убьют. Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда это произойдет.
– Значит, наше свидание на премьере отменяется?
Ей не следовало этого говорить. Мартин начал тихо плакать. Эта сцена ее потрясла, расстроила ее на том уровне, который, как она считала, остался давно позади. Он был не просто подавлен, он был напуган.
– Уходи, Женэ, – сказал он.
XXIV
Это перестало быть увеселительной прогулкой. Джек Мартин был потерян для нее – так же, как Лунный Песик, как ее лицензия.
Как все могло меняться настолько быстро? Еще не шла вторая неделя января, не наступил 1980 год по юлианскому летоисчислению – все, что казалось определенным в прошлом году, за прошедшие десять лет, теперь было спорным или вовсе отбрасывалось прочь.
В игру вступила жестокость. Превышающая способности Горзе.
Она припарковала «плимут» и через газон подошла к бунгало в стиле ранчо. Почтовый ящик украшало изображение звездного неба каббалиста.
Магом был аккуратный человек лет пятидесяти, приятной наружности, но невысокий – скорее падший херувим, чем падший ангел. Он надел церемониальное одеяние, чтобы ввести ее в свою sanctum sanctorum
[143], где были настоящие алтари, устроенные для кинозвезд 20-х и 30-х годов: там были Теда Бара, Норма Десмонд, Клара Боу, Лина Ламонт, Джин Харлоу, Бланш Хадсон, Мирна Лой. Его всевидящий амулет был с изображением черно-белого глаза с длинными ресницами, взятым с фотографии Рудольфа Валентино. Его черные кожаные ботинки из амуниции мотоциклиста украшали блестящие хромированные пряжки и заклепки.
Будучи мальчиком, маг – Кеннет Энгер для смертных – появился в качестве принца в фильме Макса Рейнхардта «Сон в летнюю ночь» 1935 года. Позже он сам стал делать фильмы, но сам для себя, а не для студий (его «андеграундная» трилогия включала «Восстание Скорпиона», «Восстание Люцифера» и «Восстание Дракулы»), и достиг определенной известности, составив «Вавилон Голливуда» – собрание непристойных, хотя необязательно правдивых историй о порочной частной жизни блистательных богов и богинь экрана. Ученик Алистера Кроули и Адриана Маркато, он был подлинным киноволшебником.
Он работал над сиквелом «Вавилона Голливуда» уже несколько лет. Книга называлась «Вавилон Трансильвании» и содержала все сплетни, скандалы и сенсационные спекуляции фактами, какие только рассказывали о старших членах вампирской коммуны. Девять месяцев назад рукопись и все исследовательские материалы были похищены парочкой лсд-нарков, нанятых старшими вампирами родом из Нового Орлеана, которые были в центре нескольких поразительных, поучительных и извращенно-забавных глав. Женевьева вернула материалы, но книга так и не вышла, поскольку Энгеру нужно было продраться сквозь судебные запреты и магические угрозы, прежде чем он сможет сдать ее в печать.
Она помедлила на ступенях, ведущих к чуть приспущенному sanctum. Перед заключенными в рамки портретами горели благовония, и дым, закручиваясь, поднимался к низкому оштукатуренному потолку.
– Тебя нужно пригласить? – спросил он. – Войди свободно, дух тьмы.
– Я просто соблюдала вежливость, – призналась она.
Маг был слегка разочарован. Он устроился на куче гаремных подушек и указал на участок турецкого ковра, куда она могла сесть.
На узоре было очень старое пятно крови.
– Не обращай внимания, – сказал он. – Это от тридцатилетней статистки, дефлорированной Чарли Чаплиным на пике «ревущих двадцатых».
Она решила не говорить ему, что кровь не относилась к девственной плеве (хотя и была человеческой).
– Я навел защитные чары, в качестве предосторожности. С твоей стороны было очень любезно предупредить меня, что наше интервью может иметь последствия.
За века Женевьева отвыкла думать о себе как о сверхъестественном существе. И каждый раз была немного удивлена, встречая людей, которые видели ее именно так. Возможно, они не были неправы, но это было необычно и немодно. В мире существовали монстры, но она до сих пор не знала, существовала ли магия.
– Один человек, который мне помогал, сказал, что из-за меня его карьера разрушена, – сказала она, чувствуя, что рана еще слишком свежа. – Другой, который просто был моим другом, погиб.
– Мою карьеру нельзя разрушить, – ответил маг. – А смерть ничего не значит. Как ты знаешь, она преходяща. Хотя, например, подготовка к ней может быть чрезвычайно неприятной, как я понимаю. Думаю, я хотел бы не получать подобный опыт, если это возможно.
Она не могла его упрекнуть.
– Я видела некоторые твои фильмы и просматривала написанное, – сказала она. – Мне кажется, ты веришь, что игровые фильмы – это ритуалы.
– Хорошо сказано. Да, все настоящие фильмы – это заклинания, призывы. Большинство сделано людьми, которые это не осознают. Но я сознаю. Когда я называю фильм «Заклинание моего брата демона», я имею в виду ровно это. Недостаточно воткнуть камеру посреди ритуала. Получится только религиозное ТВ, помоги Господь. Дело в освещении, в монтаже, в музыке. Реальность должна быть изгнана, каналы открыты для Запредельного. На съемках всегда присутствуют манифестации. Зрители могут не понимать, что происходит, на сознательном уровне, но они всегда знают. Всегда. Количества эктоплазмы, влитой в зрительский зал одними только дрэг-квин
[144] на новом показе картины Джоан Кроуфорд в Западном Голливуде, хватило бы на воплощение небольшого джинна в виде богини удачи – с тюрбаном, и острыми скулами, и вот такенными наплечниками.
Она нашла этот образ привлекательным, но пугающим.
– Если бы ты сделал дюжину фильмов о, скажем, дьяволе – появится ли Князь Тьмы?
Это повеселило мага.
– Что за невероятная идея? Хотя в ней есть некое зерно. Если ты сделаешь двенадцать обычных фильмов про Дьявола, людям он может показаться более настоящим, станет чаще фигурировать в массовой культуре, о нем станут говорить и помещать на обложки журналов. Но, посмотрим правде в лицо, то же самое происходит, если ты делаешь один обычный фильм про акулу. А вот тринадцатый фильм все меняет и может провернуть фокус.
– И это будет твой фильм? Фильм, снятый режиссером, который понимает ритуал?
– К сожалению, нет. Великая трагедия магии в том, что наибольшего эффекта достигаешь без осознанной мысли, без намерения. Чтобы стать мастерским волшебником, придется отбросить математику и стать мечтателем. Мой фильм о дьяволе, как ты говоришь, будет только робким призывом, который привлечет внимание запредельного духа. Чтобы действительно призвать Его Сатанинское Величество на Землю, понадобится работа превосходящего все гения, дополненная режиссером, у которого нет иного намерения, кроме как создать чудесную иллюзию, – фон Стернберга или Фрэнка Борзейги. Этот тринадцатый фильм, «Жестокий Шанхай» или «История вершится ночью», будет идеальным ритуалом. И его козлоподобный герой сможет оставить отпечаток раздвоенного копыта в цементе перед Китайским Театром Граумана.
