И пошла спать.
В итоге она отправилась в Лондон. Паспорт у нее сохранился еще с того раза, когда они с родителями навещали Эндрю. Джейн тогда была старшеклассницей. Время до отъезда прошло в бесконечных мелких препирательствах с родителями и телефонных звонках через океан. Эндрю уверял, что дом абсолютно безопасен, этажом выше живет милая отзывчивая старушка, а Джейни будет только полезно снова пожить самостоятельно.
– Вижу, в пуганую ворону ты не превратилась, – однажды вечером сказал он ей по телефону.
В конце концов, Эндрю был врачом, пусть и гомеопатом, а не терапевтом. Это настроило Джейн в его пользу.
– Для тебя очень важно опять начать жить собственной жизнью. Как временно проживающей, серьезную работу тебе не найти, но посмотрим, что я сумею тут сделать.
Она обнаружила их на подлете к Хитроу. Умывшись в туалете, принялась расчесывать волосы и застыла, уставившись в зеркало.
Те длинные волоски выросли снова. Точь-в-точь как первые, две тоненькие косички повторяли контур бровей, загибаясь к вискам и прячась так, что их нельзя было заметить, если не присматриваться к отражению в зеркале, немного повернув голову. Она осторожно дотронулась до одной косицы. Та оказалась жесткой, но удивительно податливой. Джейн провела по ней кончиком пальца, и ее словно прошибло током. Удар был не электрическим, он походил на волну боли, которую испытываешь, когда бормашина задевает зубной нерв, или стукаешься локтем о косяк. Джейн охнула, но боль сразу прошла. Остались гудение в голове и тепло, пощипывающее горло, словно от сладкого сиропа. Она приоткрыла рот и внезапно зевнула. Зевок сопроводился оргазмом такой остроты и силы, что пришлось ухватиться за край раковины и прижаться лбом к холодному зеркалу. Откуда-то издалека до нее донесся стук в дверь уборной и чей-то голос, нетерпеливо вопрошавший: «Эй, здесь занято?» Вцепившись в край раковины и дрожа, Джейн кончила.
– Здесь занято? – вновь повторил голос.
– Я сейчас, – выдохнула, трепеща, Джейн.
Постаралась унять дыхание, ладонью провела по лицу, помедлив, прежде чем коснуться бровей. Однако на сей раз прикосновение отозвалось лишь легким покалыванием. Шквал ощущений окончательно утих. Забрав косметичку, она открыла дверь и вышла.
Эндрю и Фред жили в северной части Кэмдена, в старинном георгианском таунхаусе с видом на Риджентс-канал. Квартира располагалась на первом этаже, имелся также подвал, а с задней стороны – шестиугольная застекленная веранда с подогреваемым каменным полом. За ней ступенчатая терраса спускалась к самому каналу. В спальне стояла древняя деревянная кровать с балдахином, заваленная пуховыми одеялами и подушками. Через застекленные створчатые двери виднелась терраса. Эндрю продемонстрировал Джейн работу замысловатого механизма, выдвигавшего из стены защитную кулису, и дал ключи от оконных решеток.
– Тут ты будешь как у Христа за пазухой, – улыбнулся он. – Завтра познакомим вас с Кендрой со второго этажа, и все тут тебе покажем и расскажем. По той улице можно дойти до Кэмденского рынка, а там… – выйдя на террасу, он показал туда, где канал исчезал под арочным каменным мостом. – Там – зоопарк. Я оставлю тебе свой пропуск…
– Ой, спасибо! – Джейн с восторгом огляделась вокруг. – Тут чудесно.
– А то! – Эндрю приобнял ее за плечи. – Ты здесь прекрасно проведешь время, Джейни. Уверен, наш зоопарк тебе понравится, там как раз проходит выставка. «Мир внутри», или как-то так, в общем – о насекомых. Думаю, ты вполне могла бы поработать там волонтером. Кстати, у них действует специальная программа, заодно сможешь подучиться.
– Конечно! Это то, что надо, – она улыбнулась и смахнула волосы со лба.
Ветер пах стоячей водой и терпкой сладостью цветущего боярышника. Он шевелил волоски на бровях, и Джейн, разглядывавшая герань в горшках и Фредовы кусты розмарина, громко и легко рассмеялась от предвкушения.
Через два дня Фред и Эндрю уехали. За это время Джейн успела перестроиться на иной часовой пояс и начала привыкать к городу и его запахам. Лондон остро пах влажным прахом, базовыми нотами которого были: гнилостный смрад, сочившийся из кирпичей и камней древних домов, а также густой запах зацветшего канала, смешанный с едкой вонью разлитого пива и мочи. На выходные в Кэмден стекались многотысячные толпы, приходилось ограничивать вход в подземку, а у канала было не протолкнуться. До позднего вечера Джейн слышала голоса с другого берега – грубоватый лондонский выговор, эхом отраженный мостами, перекрывал даже грохот поездов Северной линии, несущихся над толпой.
Сперва она не отваживалась уходить далеко от дома. Разложила по ящикам свою одежду (это не заняло много времени), распаковала энтомологический инструментарий – тут пришлось повозиться. На первый взгляд казалось, что прочные деревянные ящики неплохо перенесли перелет через океан и таможенный досмотр. Тем не менее Джейн поймала себя на том, что, откидывая металлические крючки, она затаила дыхание от страха.
И громко ойкнула, не от огорчения, а от радости: все оказалось целым и невредимым. Небольшие флакончики с этиловым спиртом и жидким шеллаком не разбились, как и баночка из-под таблеток, в которой хранились тонюсенькие энтомологические булавки № 2. Преодолевая нетерпение, аккуратно извлекла упаковки бескислотной бумаги и кусок пенополистирола, истыканного булавочными уколами. Затем настала очередь двух пузырьков прозрачного лака для ногтей «Мейбеллин», бутылочки с элмеровским клеем, пустых баночек из-под таблеток, пустых же желатиновых капсул для самых маленьких образцов и, наконец, коробочки красного дерева со стеклянным окошком. В ней находился самый ценный экземпляр коллекции: гибрид Celerio harmuthi Kordesch, самец от скрещивания молочайного и винного бражников. Бабочка, длиной с фалангу большого пальца, имела характерные для бражников вытянутые крылышки и изысканную окраску: полоски цвета фуксии плавно меняли цвет на насыщенный коричневый. Тельце было толстеньким и как будто покрыто перышками. В мире существовало всего около дюжины подобных экземпляров, выведенных пражским энтомологом Яном Покорны в 1961 году. Несколько лет спустя, оба бражника, и молочайный, и винный, оказались на грани исчезновения.
Своего Джейн купила три месяца назад через интернет. Бывший музейный экземпляр стоил целое состояние, она провела немало бессонных ночей, беспокоясь о законности своей покупки. Она с обожанием смотрела на коробочку, лежащую в сложенных лодочкой ладонях. Глаза болезненно сощурились, словно спросонок или от сдерживаемых слез. От бровей к вискам поползло зудящее тепло. Вот оно достигло шеи, груди, растекаясь, словно краска. Опустив коробочку на место, Джейн сглотнула и откинулась на диван. Одна ее рука, а затем вторая скользнули под свитер, начали поглаживать соски… Оргазм наступил резко и оглушительно, словно она со всего маху приложилась лбом об пол.
Ничуть не бывало. Все еще хватая ртом воздух, Джейн убрала волосы с лица, застегнула молнию на джинсах и задумчиво склонилась над маленькой коробочкой, проверяя сохранность драгоценного бражника.
В последующие дни она предприняла несколько коротких вылазок, – к зеленщику, восполняя припасы Фреда и Эндрю, и в газетный киоск. Сидя на веранде, она попивала ромашковый чай или кларет. Голым ступням было тепло на нагретых камнях. Джейн наблюдала за нескончаемым потоком людей, идущих по дорожке вдоль канала, разглядывала узкие лодочки, неторопливо курсировавшие между Кэмденским шлюзом и «Маленькой Венецией», располагавшейся в двух милях к западу от Паддингтона. К следующей среде она настолько осмелела (и заскучала), что решилась покинуть свой кокон и отправилась в зоопарк.
