Все менялось… Одним из таких изменений стало появление интернета. Когда мы начинали серию наших антологий Best New Horror, читатель был защищен от огромного потока текстов, если только он не работал в издательстве. А сейчас большое количество неотредактированных материалов можно прочитать в сети. Причем знание языка абсолютно не гарантирует, что его носитель в состоянии написать сносное литературное произведение. Если уж тексты из интернета и несут в себе какую-то пользу, то она лишь в демонстрации того, как самоотверженно редакторы защищают читателя от подобной «литературы».
Однако ближе к делу: мы начинаем эту антологию с неожиданного ракурса. Рассказ «Откуда на Средиземноморье акулы?» Брайана Ламли – редкая история, в которой нет ни фантастического, ни сверхъестественного элемента. Возможно, в нем есть намек на месть из могилы, но главная сила воздействия здесь скорее скрыта в контрасте между яркими туристическими видами Греции и классически постепенным разоблачением тьмы, что скрывается за ними. Все события происходят под средиземноморским солнцем, которое, казалось бы, должно быть враждебно тьме. Первоначально рассказ был опубликован в журнале Weird Tales в 1989 году. Восстановленный в 1988 году, он одним из первых нарушил запрет на публикацию «странных» историй, перепечатав рассказ из одного из последних номеров пятидесятых годов – The Skull of Barnaby Shattuck Мерле Костинера (первоначально текст был опубликован в 1945 году в журнале Short stories). Будучи молодим читателем, я все ждал, что ужасный череп из рассказа закричит, или станцует джигу, или выкинет что-либо еще, однако – не случилось. Тем не менее, что касается атмосферы ужаса, история меня не разочаровала.
1990 год был отмечен для меня приятным событием – знакомством с Майклом Маршаллом Смитом. Другие рассказы жанра могут вам напоминать чужие интонации, например, лиризм малых городков из рассказов Брэдбери или выразительную прозу Стивена Кинга, но голос Майка вы узнаете безошибочно. Он не так много написал, но его тексты всегда сильны, подобно откормленным тиграм в его историях. Что касается меня, я был очень рад вновь открыть для себя рассказ, который стал его первой – и притом отличной – публикацией. Возможно, причина тому в знании о легкости, с которой написан текст, – он был создан всего за один день. Иногда уже в дебюте чувствуется очевидный талант, как в данном случае.
О собственном рассказе, который Стив любезно включил в эту антологию, я скажу немного. При его создании я совсем забыл, что Джон Вейр уже написал один текст с названием «Спиналонга»
[3] для тринадцатого тома серии Pan Book of Horror Stories. Главным украшением этого сборника стал рассказ «Тупик» Дэвида Кейза, но и он не смог обойтись без гнили, которая была отличительной чертой серии. На фоне парада обгоревших детей, расчлененки и увечий, которыми радовала книга своих читателей, история Вейра о прокаженных была сделана со вкусом и изящна настолько, что смогла глубоко засесть в моей памяти до тех пор, пока я сам не оказался на Крите, путешествуя с семьей десять лет спустя. Со времени готической прозы авторы ужасов вдохновлялись зловещими пейзажами, и полустров рядом с греческой Элундой явно был одним из таких привлекательных мест. К тому же, листая сборник, я нашел сувенир из далекого прошлого, доставшийся мне от предыдущего владельца – корешок почтового заказа, оплаченного 13 декабря 1977 года и отправленного в Перфлит
[4]. На задней стороне обложки владелец отметил короткие наблюдения по поводу каждого рассказа антологии. Среди них попадались такие: «Ржачно», «Нудятина!!» и «Блевотно?!!». Удивительно, что единственный рассказ, не упомянутый в списке – «Спиналонга»: возле него стоит комментарий «Макс.!», что переводится как «Отменная гниль!!».
Но что-то я отвлекся. Возможно, это случилось из-за того, что я, как могу, оттягиваю рассказ о Нормане Уиздоме из произведения Кристофера Фаулера. В 2007 году сэр Норм был помещен под присмотр на острове Мэн. Я уверен, что его соседи не могли и предположить, что их последние дни будут наполнены воспоминаниями о его повседневной жизни – и последние мгновения некоторых жизней, возможно, только из них и будут состоять. Подобная судьба постигает нескольких персонажей в великолепной истории Кристофера, которая является одновременно ужасно смешной и угнетающе тревожной. Его портрет безысходной ностальгии слишком верен, и рассказчик вносит свой незабываемый вклад в фантастическую галерею образов психических расстройств. Чувствуется, что с подобным можно легко столкнуться в жизни.
Теперь несколько слов о неукротимом Харлане, человеке, чьи таланты столь огромны, что, возможно, после смерти его именем назовут одно из графств Англии. Он с неприязнью относится к слову «ужасы» применительно к художественной литературе, но некоторые из его рассказов являют собой великолепные образчики жанра: «Разбит, как стеклянный гоблин», «Визг побитой собаки», «У меня нет рта, а я хочу кричать», а также, в равной степени, повесть, включенная в эту антологию. Его истории редко достигают подобного объема, но в этом случае произведение написано настолько замечательно, что читается на одном дыхании. Когда-то Харлан был столь любезен, что поделился своими воспоминаниями о Сан-Квентине
[5] для книги, которую я писал. Это добавило главе моего романа живости и связности, но это ничто по сравнению с тем, как он сам использовал антураж. Прочитайте эту историю, которая (в лучшем смысле этого слова) читается как написанная одержимым.
Еще реже с жанром ужасов связывают имя фантаста Пола Дж. Макоули. Однако эта пропасть не столь широка, как кажется. Брайан Олдисс упоминает «Франкенштейна» в качестве первой работы в рамках современной научной фантастики, другие комментаторы – Лавкрафт, например, – утверждают, что это первая работа в жанре ужасов, так что вполне уместным кажется, что этот роман Мэри Шелли смог вдохновить Пола. В предисловии он вспоминает о нездоровых отношениях в фильме Джеймса Уэйла (в котором, на мой взгляд, доктор Преториус прямо-таки совратил Франкенштейна, разорвав его помолвку только для того, чтобы тот сумел создать новое существо). В рассказе Пол уделяет все внимание деталям, что и делает его научную фантастику столь яркой и убедительной. Созданные им в произведении страх и, одновременно, трогательность достойны оригинального «Франкенштейна». Я был бы рад помочь Полу, чтобы включить его рассказ в ежегодную антологию Best New Horror, но к 1994 году я покинул редакторский пост, оставив отважного Стива разгребать горы мусора, которыми тогда было усеяно жанровое поле. В те годы было много первоклассных работ, но работа, связанная с чтением худшего за год, просто удручала. Какое надгробие украсит ежегодную обложку? Чья скелетная рука будет вырываться из земли?
В 1995 году в нашу жанровую нишу заглянул великолепный Нил Гейман – место, куда он периодически возвращался, перед тем как упорхнуть в другие чудесные края. Немного воспоминаний, позволите? За десять лет до этого Нил, бывший тогда молодым журналистом, брал у меня интервью в еще пустом доме, в который мы планировали переехать. Однако его стихотворение «Королева Ножей» основано на предшествующем жизненном опыте. Как и в случае с его превосходными работами в комиксах, поэзия позволяет сказать многое в нескольких словах. Понимание того, что хотел сказать Нил, постоянно меняется и расширяется при каждом новом прочтении. Обратите внимание на появление в произведении британского комика из прошлого, как и в рассказе Фаулера. Комедия и ужасы могут пересекаться на разных дорогах.
