Тогда жизнь еще не научила меня, что одна месть неизбежно влечет за собой другую.
Мои поиски, наконец, остановились на двух младших партнерах, известных мне как Гиллиган и Шкипер. Первый – невысокий, опрятный парень с подвижным, как у комика, лицом и растрепанными волосами, превосходно разбирающийся во взаимных фондах, но не смыслящий в имущественном планировании. Каждое утро он работал так тихо, будто пытался стать невидимым. Я отправлял к Гиллигану многих актеров и музыкантов, и те из них, чьи графики позволяли посещать встречи до обеда, встречали своего любезного советника в тускло освещенном офисе с завешенными окнами. А после обеда Гиллиган превращался в яркого и энергичного экстраверта. Раскрасневшийся и потный, он ослаблял галстук, включал свою мощную звуковую систему и погружал изможденных музыкантов с прическами, напоминающими стога сена, в атмосферу закулисной вечеринки. По утрам Гиллиган разговаривал шепотом, а во второй половине дня – хлопал по плечам секретарей, проносясь по коридорам. Я нанял его как только его уволил один из моих конкурентов, и вскоре стало понятно, что он станет прекрасным дополнением к Шкиперу.
Высокий, пухлый, седоволосый джентльмен, пришедший ко мне от специалиста по недвижимости и фондам, был в ужасе от свойства Гиллигана раздражаться и пускать в ход кулаки в ответ на грубость клиентов, а также от его неподобающей манеры одеваться и прочих проявлений дурного вкуса. Наши воротилы и наследники крупных состояний ничуть не рисковали вызвать гнев Шкипера, а имущественным планированием небритых киноактеров и звезд тяжелого металла я занимался лично. И ни Гиллиган, ни Шкипер никак не пересекались с таинственными джентльменами. Наш офис представлял собой превосходно сбалансированный организм. На случай, если мои партнеры выразили бы хоть какую-нибудь мятежную мысль, мой шпион, преданный Чарли-Чарли Рэкетт, известный остальным, как Чарльз – идеальный прислужник, молча наблюдал за каждым их замечанием, брошенным при наполнении вином бокала Гиллигана. Мой брак, длившийся уже два года, казался блаженно счастливым, а репутация и банковский счет росли так уверенно, что я уже предвкушал, что еще лет десять труда – и уйду в исполненный роскоши отдых. Но катастрофа, что последовала далее, застала меня врасплох.
Началось все, как это часто бывает, еще дома. Признаю, я и сам отчасти виноват в случившемся. Уже всецело поглощенный работой, женился на красивой женщине, которая была на двадцать лет меня младше. Я отдавал себе отчет, что Маргарита сознательно согласилась с тем, что ей придется наслаждаться ягодками прибылей и положения в обществе, отложив полноценную семейную жизнь до времен, когда я все распродам и выйду из игры. Тогда-то мы с ней и сможем путешествовать куда захочется, жить в самых дорогих номерах отелей и в самых роскошных каютах лайнеров, покупать любые украшения, которые попадутся нам на глаза. И как такой благозвучный план мог ей разонравиться? Даже сейчас я чувствую в себе застарелую злобу.
Маргарита явилась в наш офис утратившей былую славу певицей, которая желала вложить средства, оставшиеся от выручки со своего хита пяти– или шестилетней давности, и после предварительной консультации «утренний» Гиллиган тихо проводил ее по коридору на мою привычную лекцию о налогах на имущество, доверительных фондах и прочем, которая в данном случае, учитывая скромность ее капитала, была не более чем спектаклем. Но поскольку во время консультации она использовала известное словечко, означающее «экскременты», Гиллиган не рискнул направить ее к Шкиперу. Он проводил ее в мой кабинет, и я взглянул на нее, изобразив свою привычную заинтересованность. И можете себе представить – будто яркая молния ворвалась сквозь двойное стекло окна, во всю длину прожгла полированный стол из тикового дерева и ударила меня в самое сердце.
Я был растерян. И уже через полчаса нарушил свое самое священное правило – не приглашать клиенток на свидания. А она согласилась, черт ее подери. Спустя полгода мы с Маргаритой поженились, черт подери нас обоих. Я достиг всего, ради чего покидал Новый Завет, и следующие двадцать три месяца жил в настоящем раю для дураков.
Мне следует сказать лишь, что обычные тревожные сигналы вроде необъясняемых отлучек, загадочных звонков, внезапно обрывающихся, когда я снимал трубку, и приступов меланхолии вынудили меня нанять кое-кого из наших детективов, чтобы проследить за Маргаритой. В итоге выяснилось, что моя жена складывает зверя с двумя спинами с моим конкурентом – скользким, лощеным типом по имени Грэм Лессон, которому я сам с гордостью представил жену на каком-то торжестве в отеле «Уолдорф-Астория» через год после нашей свадьбы. Я знаю, как все случилось. Для этого не нужно никаких ухищрений. Точно так же, как я решил добиться ее в нашу первую встречу, он поклялся себе украсть ее у меня в тот миг, когда увидел мою жену своими красивыми голубыми глазами среди столиков по пятьдесят тысяч долларов в «Старлайт-Руф».
Мой враг имел целое множество естественных преимуществ. Он был старше ее лишь на десять лет, а не на двадцать, как я. Ростом в шесть футов четыре дюйма
[99], был на три дюйма выше меня. К тому же этот змей обладал выигрышным, но вводящим в заблуждение ирландским сочувственным взглядом и густыми светло-рыжими кудрями, в то время как мои коротко стриженные седые волосы лишь подчеркивали излишнюю строгость. Я положился на невосприимчивость Маргариты к столь примитивному обаянию, но ошибся. Думал, она сумеет разглядеть скудность его внутреннего мира, но снова ошибся. А он, наверное, воспользовался моим временным отсутствием, неизбежным для человека моего положения. Должно быть, он сыграл на ее недовольстве, воззвал к ее скрытому тщеславию. И я уверен, со всем цинизмом поддержал ее иллюзии о том, что она была «артисткой». Он ее нахваливал и, очень может быть, просто взял лестью. Он самыми низкими путями овладел ею и, что самое страшное, – выворачивал ей наизнанку мозги по три раза в неделю в корпоративном номере на Парк-авеню.
После того как я просмотрел фотографии и другие записи, выложенные передо мной детективом, на меня нахлынула тошнота, и я опустил голову к краю стола. Затем меня охватила ярость, вызвав мгновение истерической слепоты. Мой брак был разрушен, жена стала незнакомкой и вызывала лишь омерзение. Зрение вернулось только через пару секунд. Из ящика стола возникла чековая книжка, и ручка «Ватерман», заняв место между большим и указательным пальцами, подписала чек на десять тысяч долларов, а бестелесный голос сообщил злополучному детективу, что теперь единственной услугой, которая от него требовалась, было вечное молчание.
После этого я, наверное, с час сидел один в своем кабинете, перенеся все встречи и не отвечая на звонки. Раньше, когда я представлял своего соперника, на ум приходил какой-нибудь хмурый барабанщик или гитарист из ее прошлого, которого было легко запугать или подкупить. В таком случае я был готов проявить милосердие. Предложи Маргарита достаточно унизительное оправдание, я бы урезал вдвое ее расходы на одежду, ограничил бы публичные выступления до двух-трех самых важных благотворительных мероприятий в год и, пожалуй, стольких же ужинов в ресторанах в моем сопровождении, где все были на виду. Также я стал бы периодически нанимать детективов, чтобы убедиться, что она ведет себя тише воды, ниже травы и не берется за старое.
