Я пристально посмотрел на него. Он посмотрел в ответ с лукавой невозмутимостью.
– Мистер Тумак, – сказал я, – вы сделали разумное и, раз уж на то пошло, точное предположение, но в будущем я попросил бы вас воздержаться от догадок.
– Простите мою прямоту, сэр, но это не догадки, – ответил он. – Разлады в супружеской жизни – это, по сути, домашние проблемы и есть.
– Даже более чем, если позволите, – добавил мистер Треск. – В смысле связанные с домом. Мы не раз наблюдали, что самую сильную боль доставляет как раз-таки гостиная.
– Что служит более мягким способом назвать кое-какую другую комнату, – мистер Тумак, очевидно, старался подавить в себе прилив деревенской веселости.
Я встревожился, подумав, что Чарли-Чарли передал им слишком много сведений, особенно если учесть, что он сам даже не должен был ими обладать. В какой-то жуткий момент я представил, как тот уволенный детектив проболтался моему шпиону. Ведь он мог раструбить о моем позоре всем, кого встретил по дороге, выходя в последний раз из моего кабинета, и в общем лифте, а потом и мальчикам, чистившим обувь, и всему шумному сброду, что наводнял улицы. Тут я понял, что мне, должно быть, придется заставить его замолчать. А потом, чтобы соблюсти симметрию – сделать то же и с моим дорогим Чарли-Чарли. А следующим неизбежным шагом могла стать уже настоящая резня.
Затем моя вера в Чарли-Чарли развеяла эти фантазии, а явившийся мне альтернативный сценарий помог стерпеть следующее изречение мистера Треска:
– Проще говоря, в данном случае имеется в виду спальня.
Побеседовав с моим верным шпионом, частные детективы, экстраординарные, взяли на себя инициативу, начав действовать так, будто их уже наняли, и проследили за Маргаритой до места ее послеполуденной встречи в отеле ***. Это уже было проявлением того предвиденного мною непослушания, но вместо ожидаемого раздражения я почувствовал глубокую благодарность этим двум мужчинам, слегка наклонившимся ко мне и, как звери, ощущавшим на себе каждый оттенок моей реакции. То, что они пришли ко мне, уже узнав суть моей тайны, избавляло меня от неловких объяснений, и счастье, что те ужасные фотографии так и останутся лежать в нижнем ящике стола.
– Джентльмены, – сказал я, – ваша инициативность приводит меня в восхищение.
Они немного расслабились.
– В таком случае мы с вами договорились, – проговорил мистер Треск. – В разное время нам выпадают разные дела. И в таких случаях мы предпочитаем вести их сами, в соответствии с пожеланиями нашего работодателя и независимо от их сложности.
– Согласен, – сказал я. – Однако с этого момента я вынужден настоять на…
Тут мое предупреждение оборвал стук в дверь. Миссис Рампейдж принесла кофейник и чашку, тарелку под серебряной крышкой, держатель для хлеба с четырьмя тостами, две чашечки с вареньем, серебряные приборы, льняную салфетку и стакан воды. Войдя, она остановилась в пяти-шести футах от деревенщин. С подноса исходил аппетитный, манящий запах масла и бекона. Миссис Рампейдж задумалась – поставить ли завтрак на столик слева от себя или решиться пройтись рядом с моими гостями и поставить поднос передо мной. Я поманил ее вперед, и она преодолела расстояние до моего стола.
– Все по плану, все под контролем, – сказал я. Она кивнула и попятилась – буквально дошла спиной вперед до самой двери, нащупала ручку и исчезла из виду.
Я поднял крышку и увидел на тарелке два яйца пашот в маленькой чашечке, четыре хрустящих ломтика бекона и холмик домашней жареной картошки – неожиданный подарок от повара.
– А сейчас, господа, с вашего позволения я…
Моя реплика оборвалась на полуслове во второй раз подряд. Пухлая рабочая рука сжала рукоятку кофейника и наполнила из него чашку. Затем мистер Треск поднес ее к губам и одобрительно причмокнул, после чего взял кусочек тоста и, будто кинжал, вонзил его в мою чашечку с яйцом, выпустив из него густую желтую массу. И довольно захрустел капающим тостом.
В тот миг, когда мое раздражение перешло в изумленный гнев, я мог бы прогнать их, несмотря на все, о чем мы договорились до этого. Ведь покушение мистера Треска на мой завтрак было равносильно заявлению, что они с партнером не уважали никаких общественных норм и были способны на хамское и даже отвратительное поведение. Я был на грани того, чтобы их прогнать, и они оба это знали. Просто ждали моей реакции – какой бы та ни оказалась. Тогда я понял, что они меня проверяли. Чутье подсказало, что если я их выпровожу, то проявлю перед ними недостаток воображения. Я просил Чарли-Чарли прислать мне серьезных людей, а не бойскаутов, и в этом надругательстве над моим завтраком просматривались такие глубины и меры серьезности, о которых я даже не подозревал. И в этот миг озарения, наверное, я уже понял, что будет дальше, в мельчайших подробностях, и дал молчаливое согласие. Затем чутье подсказало мне, что момент, когда я, убежденный в своей правоте, мог их прогнать, уже миновал, и я, с чувством открытости неожиданным приключениям, повернулся к мистеру Тумаку. Тот взял с моей тарелки ломтик бекона, положил его на тост и продемонстрировал то, что получилось.
– Это наши методы в действии, – проговорил он. – Мы предпочитаем не голодать, пока вы тут объедаетесь, откровенно говоря, только по той причине, что все это олицетворяет то, что вы ели по утрам в детстве.
И пока я переваривал это бессвязное заявление, он откусил кусок импровизированного сэндвича, засыпав ковер золотисто-коричневыми крошками.
– Скажем, вы важный, достаточно сдержанный человек, – сказал мистер Треск, – что вы едите на завтрак?
– Тосты и кофе, – сказал я. – Да и, пожалуй, все.
– А в детстве что ели?
– Яйца, – сказал я. – Яичницу-болтунью, и глазунью тоже. И бекон. Домашнюю картошку фри. – «Каждую жирную, напичканную холестерином унцию которой, – едва не добавил я, – мне приносили крестьянские руки прямехонько с ферм». Я смотрел на жесткий бекон, блестящий картофель, месиво в чашечке из-под яйца. Мой желудок покачнулся.
– Мы предпочитаем, – сказал мистер Треск, – чтобы вы следовали своим подлинным предпочтениям, а не загрязняли разум и желудок, уплетая это дерьмо в поисках внутреннего покоя, которого, если уж быть честным с собой, никогда и не существовало.
Он склонился над столом и взял в руку тарелку. Его напарник ухватил еще один кусок бекона и положил на второй тост. Мистер Треск приступил к яйцам, а мистер Тумак зачерпнул горсть жареного картофеля. Мистер Треск оставил пустую чашечку из-под яйца, допил кофе, налил еще и передал чашку мистеру Тумаку, который как раз закончил слизывать остатки картофеля со второй руки.
Я взял с подставки третий тост. Мистер Треск, отправляя в рот несколько кусочков картофеля, насаженных на вилку, подмигнул мне. Я откусил кусок тоста и присмотрелся к паре чашечек с вареньем: одно вроде бы было сливовое, второе – из шиповника. Мистер Треск погрозил пальцем. Я запихнул в рот остаток тоста и чуть погодя запил его водой. В целом я чувствовал себя сытым и, не считая того, что меня лишили моей привычной чашки кофе, был вполне доволен своим решением. Я с некоторым раздражением взглянул на мистера Тумака. Он осушил свою чашку, а затем кивнул на третью и последнюю порцию кофе и предложил ее мне.
