– Вы желаете, чтобы я представлял вас как моих адвокатов? – спросил я.
– Я предлагаю вам подумать над другим словом, – сказал мистер Тумак. – Хорошенько поразмыслите над ним. Обратите внимание на ту неприкосновенность, что отличает тех, кого им называют, оцените его воздействие на тех, кто его слышит. И слово, о котором я говорю, сэр, – это слово «консультант».
Я открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел, что сказать.
В любом деле иногда приходится опираться на мнение беспристрастных экспертов – и это консультанты. В любом учреждении могут появляться люди, соответствующие лишь самым высоким требованиям и получающие доступ во все отделы – и это консультанты. Причем консультанты должны оставаться невидимыми.
Снова открыв рот, я объявил:
– Вы в деле, джентльмены, – и, сняв трубку, попросил миссис Рампейдж заказать в «Блумингдейлс» декоративную ширму со срочной доставкой и унести поднос.
Сияя от одобрения, мистер Треск и мистер Тумак сделали шаг вперед, чтобы пожать мне руку.
– Значит, мы в деле, – сказал мистер Треск.
– Которое, помимо всего прочего, – добавил мистер Тумак, – служит священной цели.
Миссис Рампейдж вошла в кабинет, прокружила вокруг моего стола и с глубокой настороженностью взглянула на посетителей. Мистер Треск и мистер Тумак уставились в потолок.
– Насчет ширмы, – сказала она. – В «Блумингдейлс» желают узнать, вы предпочитаете черную, в шесть футов, с красным китайским узором или десятифутовую, ар-деко, красно-желтого, сине-зеленого и серо-коричневого цветов?
Мои деревенщины, не отрывая глаз от потолка, одновременно кивнули.
– Последнюю, пожалуйста, миссис Рампейдж, – выбрал я. – Пусть доставят сегодня, неважно, во сколько это обойдется. И поставьте ее у столика для этих джентльменов, мистера Треска и мистера Тумака, высокоуважаемых консультантов в области финансов. Этот столик будет их командным пунктом.
– Консультантов? – проговорила она. – О-о.
Деревенщины склонили головы. Миссис Рампейдж с заметным облегчением спросила, не ожидаются ли у нас в будущем великие перемены.
– Посмотрим, – отозвался я. – Только попрошу вас оказывать всяческое содействие этим джентльменам. И должен вам напомнить, перемены – важнейший закон жизни.
Она исчезла, явно побежав к телефону.
Мистер Треск вытянул руки над головой.
– С приготовлениями разобрались, теперь можем заняться самим делом. Вас, сэр, чрезвычайно жестоко и больно обидели. Я не преувеличиваю?
– Нет, не преувеличиваете, – сказал я.
– А не преувеличу ли я, если стану утверждать, что вы были ранены и что испытали сокрушительную боль?
– Нет, – ответил я, начиная раздражаться.
Мистер Треск примостил свой широкий зад на моем столе. Его лицо приняло выражение серьезного, добродушного спокойствия.
– Вы ищете удовлетворения. Удовлетворение, сэр, это исправление, но не более того. Вы думаете, оно восстановит потерянное равновесие, но это вовсе не так. В земной поверхности появилась трещина, и она влечет за собой гибель живого. Отовсюду слышен плач раненых и погибающих. И сама земля, кажется, испытывает страдания вроде ваших, верно?
Он описал чувство, которое до этой минуты я мог выразить, и мой голос дрогнул, когда я ответил:
– Именно так.
– Именно так, – повторил он. – Поэтому я и говорю, что исправление лучше, чем восстановление. Ведь восстановление невозможно. Перемены – важнейший закон жизни.
– Да, конечно, – согласился я, пытаясь перевести разговор в деловое русло.
Мистер Треск поворочался, еще удобнее устроившись на моем столе.
– Что случится, то случится по-настоящему, но мы предпочитаем, чтобы наши клиенты с самого начала понимали, что, даже не говоря о том, что людские желания – дело путаное, результаты могут получиться весьма неожиданными. Если вы решите возместить одну беду другой, равной и обратной ей, то мы ответим, как говорят у нас в деревне: «Смотрите, у нас завелся теленок, который не сосет молоко».
– Я знаю, что не могу отплатить своей жене тем же, – сказал я.
– Как только мы начнем, – произнес он, – мы уже не сможем отменить того, что сделано.
– С чего бы это мне это отменять? – спросил я.
Мистер Треск подобрал ноги и скрестил их передо мной. Мистер Тумак положил мне на плечо мясистую руку.
– Полагаю, нам не стоит спорить о том, – сказал мистер Треск, – что боль, за которую вы желаете получить удовлетворение, причинена вам изменой вашей супруги.
Рука мистера Тумака сжала мое плечо.
– Вы желаете, чтобы мы с моим партнером наказали вашу супругу.
– Не для того я вас нанимал, чтобы вы читали ей сказки на ночь, – выпалил я.
Мистер Тумак дважды хлопнул меня по плечу, до боли, что, видимо, означало одобрение.
– Мы полагаем, наказание должно иметь физический характер? – спросил мистер Треск. Его партнер тем временем крепко сжал мое плечо.
– А какие еще могут быть варианты? – спросил я, сбрасывая с себя руку мистера Тумака.
Рука снова сжала мое плечо, и мистер Треск проговорил:
– Наказание также может иметь духовный, или психологический характер. К примеру, мы могли бы замучить ее загадочными звонками или анонимными письмами. Или же применить любой из сотни способов лишить ее сна. Или инсценировать угрожающие эпизоды, которые введут ее в состояние непроходящего ужаса.
– Я хочу физического наказания, – решил я.
– Это наше основное предпочтение, – сообщил мистер Треск. – Оно дает более быстрые и наглядные результаты. Но опять же, перед нами стоит широкий выбор. Нам нужна легкая физическая боль, настоящее страдание или что-то среднее, скажем, переломы рук или ног?
Я вспомнил перемену в глазах Маргариты, когда я назвал отель ***, и выбрал:
– Настоящее страдание.
Эти слова были встречены еще одним крепким ударом по плечу от мистера Тумака и широкой щербатой улыбкой мистера Треска.
– Сэр, да вы наш любимый тип клиента! – воскликнул мистер Треск. – Человек, который знает, чего хочет, и не боится об этом говорить. Значит, страдание, тогда какое – быстрое или медленное?
– Медленное, – сказал я. – Должен сказать, я ценю вашу внимательность в этих вопросах. Когда я только обратился к вашим услугам, то еще не был вполне уверен в том, чего хочу, но вы помогли мне четко понять, что мне нужно.
– Это наша обязанность, – сказал он. – Итак, сэр. Медленная форма настоящего страдания предусматривает два разных исхода – постепенное изувечение или устранение. Каково ваше предпочтение?
Я открыл и закрыл рот. Затем открыл снова и посмотрел на потолок. Хотел ли я, чтобы эти люди убили мою жену? Нет. Да. Нет. Да, но только убедившись, что эта неверная распутница поймет, за что умирает. Нет, конечно, восстановить некое равновесие можно было и медленными мучительными пытками. Однако я все же хотел, чтобы эта потаскуха умерла. Но в таком случае получится, что я отдаю приказ этим деревенщинам ее убить.
