Если бы ему предстояло выполнить короткий катящийся удар на первой, седьмой или пятнадцатой лунке турнира, американец сделал бы это, не задумываясь, но теперь, когда титул победителя был так близок, Хок бесконечно долго готовился к удару. Только через две минуты раздумий он приготовился к удару. Затем проверил свою стойку. Проверил хват. Сосредоточился. Снова все проверил. Мяч даже не коснулся края лунки – и на следующей лунке Фолдо завоевал желанный титул.
Неудивительно, что с тех пор американца стали ассоциировать с чокингом (Хок – чок).
В отличие от бейсболистов из предыдущего раздела, Хока никто не просил сознательно отслеживать свой удар, но желание выиграть турнир было таким сильным, что его внимание к направлению удара, ветру и всем остальным мыслимым переменным превратилось совсем в другое – и губительное – внимание. Он сознательно контролировал сам удар. Он так хотел, чтобы мяч попал в лунку, что непреднамеренно стал эксплицитно контролировать удар, который обязательно достиг бы цели, позволь Хок остаться рукам под контролем имплицитной системы.
Он смазал удар – точно так же, как смазывал свои катящиеся и навесные удары Норман семь лет спустя и как я смазывал удары во время своего унижения в Сиднее. Мои удары становились неловкими, когда я тщетно пытался контролировать сложные движения, успешно выполнять которые можно только подсознательно. Каждому из нас не хватало легкости, точности и контроля, поскольку именно эти элементы мастерства содержатся в имплицитной системе мозга. Годы практики ничего не значили. Мы снова стали новичками.
Вспомните о других чокингах культовых спортсменов, и вы заметите, что они подчиняются одной и той же закономерности. Когда Яна Новотна вела 4:1 и 40:30 в финале женского одиночного разряда Уимблдонского турнира 1993 года, результат казался предопределенным. Новотна играла потрясающе: казалось, она заставляла соперницу выполнять все ее желания.
Но, когда титул победительницы Уимблдона был совсем близок, Новотна сникла. Она сделала двойную ошибку – ее подача утратила даже малейшее сходство с нормальной. Она подбрасывала мяч слишком медленно, изгиб спины был недостаточным, замах утратил уверенность.
Следующие несколько геймов она играла все хуже. Ее реакция замедлилась, удары стали неточными, движения неловкими. Контроль перешел к эксплицитной системе. Новотна пыталась сознательно соединить сотни движущихся частей тела в одно плавное движение. Именно поэтому она в одних случаях опаздывала (сознание не успевало за меняющимися обстоятельствами), а в других суетилась (проводя запоздалую корректировку)
[15].
Неудача Новотны объяснялась не отсутствием смелости – так часто описывают чокинг. Она была бы рада выполнить неожиданные удары, и в нормальных обстоятельствах действовала именно так. Кстати, я тоже. Но после того, как мозг переключился на другую систему, ни смелость, ни трусость уже не имели значения. Чокинг обусловлен психологической реверсией: переключением с системы мозга, которой пользуются мастера, на систему, используемую новичками.
Почему это с нами случается? Посмотрите, что происходит при выполнении простой задачи, например при попытке не расплескать кофе из чашки, находясь под психологическим давлением – скажем, когда вы идете по дорогому ковру. В этих обстоятельствах от вас требуется только эксплицитное внимание. Сосредоточившись на том, чтобы держать чашку ровно, вы, скорее всего, не прольете ее содержимое вследствие невнимательности или недостаточной концентрации. В простых задачах тенденция замедляться и переключаться на сознательный контроль обеспечивает огромное преимущество.
Но при выполнении сложных задач происходит прямо противоположное. Когда опытный теннисист бьет по движущемуся мячу или гольфист выполняет сложный удар, любая попытка сосредоточиться на механике движения, скорее всего, приведет к катастрофе, поскольку сознанию придется иметь дело со слишком большим количеством взаимосвязанных переменных (это еще один пример комбинаторного взрыва).
Таким образом, чокинг – это своего рода нейронный сбой, который происходит при переключении мозга на систему эксплицитного мониторинга в обстоятельствах, требующих использования имплицитной системы. Игрок не делает это намеренно: все происходит само собой. А после того, как эксплицитная система взяла управление на себя (это подтвердит любой, кто пережил чокинг), выключить ее очень трудно.
Теперь обратимся к нашей реакции на чокинг. Когда на чемпионате Европы 1996 года английская футбольная команда проиграла сборной Германии, некоторые британские средства массовой информации обрушились с критикой на Гарета Саутгейта, не забившего очень важный пенальти. В его ударе не было уверенности, он бил только ступней, не используя бедра и туловище. Элементы движения были несогласованными: классический чокинг.
«Почему Саутгейт так робко бил по мячу? – спрашивал один из обозревателей. – Можно понять новичка, который не выдержал психологического давления, но не того, кто всю жизнь играет в футбол».
Но мы уже убедились, что в действительности все наоборот. Чокинг может случиться только с опытным мастером, который тренировался достаточно долго и довел свой навык до автоматизма. Для новичка – все еще использующего эксплицитную систему – любое дополнительное внимание, скорее всего, пойдет на пользу, а не во вред.
Это продемонстрировал Чарлз Кимбл, психолог из Дейтонского университета. Он взял несколько опытных игроков в компьютерную игру «Тетрис» и несколько новичков, а затем создал для них психологическое давление, заставив играть перед большой аудиторией. Опытные игроки ухудшили свои результаты, проявив явные признаки чокинга, тогда как новички стали играть лучше.
И снова двоемыслие
Напряжение в хитбоксе нарастало: до начала первого забега конькобежцев на дистанции 500 метров на Олимпийских играх 2002 года в Солт-Лейк-Сити оставалось несколько секунд. Хитбокс – это небольшое помещение, где собираются спортсмены перед началом забега, скрытое от глаз зрителей занавесом от пола до потолка.
Одни спортсмены безостановочно ходят; их взгляд сосредоточен. Другие сидят, встряхивая руками и ногами. Третьи беседуют с тренерами, последний раз сверяя стратегию и тактику. Рев трибун служит постоянным напоминанием, что момент истины близок.
И только одна участница состязаний ведет себя не так, как остальные. Сара Линдсей, двадцатиоднолетняя британская конькобежка, сидит на скамье, размеренно дышит, устремив взгляд прямо перед собой, и шепотом повторяет какие-то слова. «Это всего лишь скоростной бег на коньках, – говорит она. – Это всего лишь скоростной бег на коньках. Это всего лишь скоростной бег на коньках, черт возьми!»
