– Я, что, тебе невнятно объяснила, коза? – размалеванная оторва убрала руку провожавшего Веру молодого человека с Вериного плеча и схватила её за волосы.
– Девчонки, вы чего? – только и промямлил опешивший Ян.
– Не лезь, это сугубо наше, женское! – отрезала вторая, напирая на парня грудью. – Пусть они сами разберутся.
Божкова с детства привыкла к побоям. Мать воспитывала её одна, и, добиваясь от дочери стопроцентной успеваемости, за неимением свободного времени, лупцевала её при каждом промахе.
– Меня не интересует, почему ты не смогла что-то сделать. Моя дочь не может быть неудачницей, как я сама. Ты – лучшая из класса! Я знаю, что ты можешь это! А значит, тебе просто лень!
Такой вердикт всегда предвещал изрядную взбучку. Будучи маленькой, Верка выла как белуга, но с годами, научилась переносить любую боль, молча, утирая украдкой слёзы.
Верка, хоть и была отличницей, но тихоней не являлась. Она дралась часто и остервенело, защищая своё достоинство. По одному к ней подходить с наездами не решались даже ребята.
И в этот вечер Божкова не собиралась мямлить как Янек. Прямым ударом кулака в нос она отправила, схватившую её за волосы девку в нокдаун. Вторая схлопотала «маваши гири» – боковой удар ногой в голову, и успокоилась в кустах.
– Вер, куда ты? Я провожу тебя, – попытался взять её за руку подошедший Янек.
– Спасибо, уже проводил! – отрезала Верка. И только она собралась развернуться и уйти, как сзади по голове её кто-то, словно кувалдой, ударил.
Она смотрела со стороны на своё лежащее в реанимации тело. Холод. Леденящий холод устремлялся по всему телу к груди. А перед её взором лентой перепросмотра разворачивалась её короткая жизнь. И всё, чего она добилась в этой короткой жизни, было достигнуто ею благодаря фанатичной вере в свои безграничные возможности и жестокости со стороны матери и сверстников, чьи насмешки и кулаки научили её никогда не отступать от своей цели и всегда смеяться последней.
Выйдя из комы после травмы, нанесённой ей бутылкой из-под шампанского, Верка ощутила себя другим человеком. Её острый язык обрёл убийственное качество.
Стоило ей посмотреть в сторону обидчика, и несчастный случай в течение дня тому был обеспечен. Ребята и девчонки стали избегать её общества. Спасаясь от этого вакуума общения, она и написала письмо в приёмную комиссию электротехнического колледжа. В школе её не хотели отпускать, так как девочка явно шла на медаль, но Верка была непреклонна и круто изменила свою жизнь.
Освобождаясь от нахлынувших воспоминаний, Божкова растёрла ладонями лицо. Её взор остановился на висевшей на стене фотографии Нобелевского лауреата.
«Как же это он спасся, мой возлюбленный гений?»
– Верка нахмурила брови. В прочитанном ею отрывке трактата, Мануил Комнин писал о том, что Гнев Божий неотвратим, и избежать его невозможно. Отождествляя с этим званием себя, Верка осознала, что отразивший смерть пана Вацлава человек должен был умереть вместо него. Но, ни Поспишил, ни Анна не погибли.
«Получается, что один из этих двоих тоже является магом. Третьего не дано!» – констатировала Божкова. «Ну, пан Поспишил, вряд ли. Удар сразу бы, бумерангом, пришёлся бы по мне. Значит, Анна!»
Вера закрыла лицо руками и сморщила лоб.
«Что я наделала? Вот дурра, так дурра! Сама направила Вацлава в объятия мага Света. Воистину от этого бесконтрольного выброса тёмной энергии одни беды. Я же теперь и страдаю!»
Она погоревала с час и вновь углубилась в чтение. Дойдя до главы о людях креста растущей и убывающей Луны, Верка самодовольно рассмеялась: «Бред, это чистый бред, Мануил! Ты на основании одного частного случая, поддавшись эмоциям, делаешь ложный вывод о всеобщности, а этот недоумок, Снопов, просто тупо повторяет за тобой. Почему бред? Да потому, Ваше Величество, что я-то родилась на растущей Луне. Но я, – не Милость Божья, а Гнев Господень, исходя из вашей терминологии. Вот так-то!»
Ответить сразу о причине проявления тёмной или светлой стороны инициированного мага Божкова не смогла. «Закономерность проявления отсутствует», – резюмировал её ясный аналитический ум.
«Ничего, будем следовать моею проторенной дорожкой! Не знаю как там, у куриц, а у меня всё пойдёт по накатанной прямой», – решила Божкова.
Верка не собиралась повторять ошибки пана директора. Она прекрасно понимала, что первое средство для устранения себя из фокуса создаваемого негатива – коллективная ответственность.
Как ни быстро поправлялся пан Вацлав, но Божкова успела до его возвращения в строй принять ряд важных неотложных решений. Сама она отразила эту свою инициативу в трёх словах: коллективизм, избранность, субординация.
Первое. Положение о коллективной ответственности. Отныне, выяснять отношения с отстающей ученицей, должны будут исключительно участницы того квадранта, в который входит отстающая. Решение о наказании виновной выносится только ими, и ими же приводится в исполнение. Никаких палачей со стороны!
Таким образом, Верка исключала себя из кругозора жертвы, способной стать тёмным магом.
Второе. Об избранности. Божкова понимала на своём примере, что безграничное чувство собственной исключительности, которое она сама называла избранностью, уже должно было присутствовать в потенциальном чёрном маге. Поэтому, она сфокусировала свой интерес именно на тех девочках, которые обладали вышеперечисленным качеством, и принимала решения, преследуя цель выделения их избранности и вознесения её на пьедестал. Отныне она будет их холить и лелеять, как пан Вацлав лелеял и оберегал её. А остальные учащиеся сами сделают всю грязную работу. Ну, что отстающие, которых мордуют дома за плохую успеваемость, делают с задаваками отличницами? Они будут их бить. А она, Верка, просто закроет на это глаза: «Ничего не знаю, вы коллектив, – сами разбирайтесь!» И, рано или поздно, но зверь проснётся, войдя в тело униженного избранного.
И третье. О субординации. У господина директора будет только одна тёмная богиня – Верка Божкова. А остальные тёмные буду служить ей и только ей! Пан Поспишил никогда не станет их хозяином. Нет! Путь наверх, к пану Вацлаву, для всех остальных тёмных будет закрыт.
Инь и Ян Вацлава Поспишила. Бамбарбия, – киргуду!
Вацлав Поспишил вышел из больницы через две недели. Никто из хирургов не мог понять причину столь быстрого выздоровления больного. Его переломы срослись, рваные раны затянулись. Внешне, ничто не выказывало, что Вацлав Поспишил полмесяца назад пережил автокатастрофу, и чуть не лишился жизни.
Первой, к кому он направился, была его спасительница – вожатая из лагеря «Союз», в котором, в летнее время отдыхали дети из России, Украины, Венгрии и Чехии.
Анино лицо светилось счастьем, когда, постучав по двери, пан Вацлав вошёл к ней в комнату.
– Анечка, давайте обнимемся, что ли? Теперь у меня целых две руки! – он положил ей руки на плечи, и замер, всматриваясь в её красивые зелёные глаза.
