«Эх, продать бы буржуинам засекреченную технологическую феньку, да так, чтобы самому встать у её разработки впоследствии! Патент, нужен классный патент на изобретение! – мечтательно вздыхал новоиспеченный резидент, разглядывая из окна ночной Париж. Мать к тому времени уже ушла из жизни. Пастухов готов был предать родину с первого дня пребывания за рубежом, но не мог убить этим своим поступком своего старого наставника. В то время мысли о предательстве казались ему невинной шалостью. Он понимал, что никогда не пойдёт по этой тёмной скользкой дорожке. В нём не было ещё ни отчаяния, от развала державы, ни взращенной алчности.
Но поездки за кордон окончательно разуверили неглупого спеца в победе коммунизма и заставили трезво, по иному, посмотреть на суть вещей.
«Эх, Леонид Иванович! Как же вам заморочили мозги ваши верные ленинцы! Да никогда, никогда на земле не будет этого утопического рая свободы, равенства и братства. Люди ничем не отличаются от животных. На вершине каждой людской пирамиды – социалистической или капиталистической – всегда восседали самые успешные хищники, сумевшие поспеть первыми к раздаче, нещадно работавшие клыками и загребавшие лапами. Вот и вся правда о человеке и человечестве. Формула проста как дважды два: «Тащить и хватать!» Да, держать нос по ветру, чтобы не сожрали, дышащие в спину!»
Посещая страны социалистического пути развития, только-только вставшие под знамёна Ленина, Пастухов морщился и пыхтел: «Мы помогаем братским развивающимся странам… Как же! Мы помогаем горсткам отщепенцев, которые подмяли под себя миллионы, и на наших штыках и правдивой лжи о братстве сидят у власти, нещадно обворовывая свой народ и Союз».
Приятным исключением из этого ряда были Куба, Вьетнам и Индия. Здесь, несмотря на колющую глаза, бедность, люди действительно верили в торжество марксизма-ленинизма и очень радушно принимали русских. Пастухов всегда с готовностью откликался на поездки в эти не близкие, но «наши» земли.
С годами зависть к более успешным капиталистам улеглась, да и проворовавшийся Гондурас перестал вызывать выделение желчи. Заматеревший чекист без труда держал себя в руках, выполняя свою работу за рубежом. «Фасад яркий, а что за фасадом? – Проблемы они у каждого свои. Куда без них?»
Когда к власти пришёл Горбачев, Пастухов прочитал секретный доклад одного из ведущих экономистов и понял, что Советскому Союзу долго не протянуть. Гонка вооружений сделала своё поганое дело и подорвала экономику страны.
Жить в «немытой», в прямом смысле, России, где всё выдавалось по карточкам, привыкшему к продуктовому раю заграницы Пастухову стало невыносимо.
«Хватит! Пора валить. Надо найти – «с чем»?!», – решил Илья и начал искать каналы для того, чтобы стать куратором новых технологий.
Он обратился к руководству по инстанции с просьбой освободить его от оперативной работы по состоянию здоровья и перевести «на пенсию» – в кураторы. Опытный чекист прекрасно понимал, что без «мохнатой лапы» такой перевод будет непредсказуем, и грозит попаданием ещё в то болото, и потому, решил предать своему новому назначению строгий вектор указателя цели.
Леонид Иванович вновь пришёл на помощь своему крестнику, протянув свою старческую жилистую ладонь. Благодаря звонку из ЦК его протеже оказался переведен на должность куратора Института Развития Биотехнологий. Чутьё подсказывало Пастухову, что именно здесь он обретёт своё ноу-хау.
Годы работы на этой должности не прошли даром. К развалу Союза Пастухов подготовился основательно. Америка – страна-победитель – манила его, но тень старика Загоруйко снова помешала ему решиться на измену сразу.
Когда же на руинах империи новоиспечённые князьки учредили свои княжества, оставшийся не у дел отставной полковник с грустью резюмировал: «Ну, вот, Леонид Иванович! Не дожил ты, слава богу, до этого позора. Совесть моя чиста. Видишь, это не я предал Родину, а Родина меня. Я только заблаговременно подготовился к этому дню. Так-то, товарищ парторг, больше мы все – не товарищи! А чтобы стать господами – придётся глотки грызть! Дикие законы капитала никто не отменял».
Мнимое Вечное Братство людей, не верящих в Бога, распалось через 74 года, прошедших с Октябрьского переворота. И это не удивительно. Если нет в душе у человека светлой веры во Всеблагого и Милосердного, то на что сможет опереться он в страданиях своих?! – Только «на природную свою злость, да тяжёлую свою кость».
Новые хозяева щедро одарили эмигранта за, переданный в их распоряжение, архив. Но отпускать его из своего поля зрения с миром не собирались. Они зацепились за старую дружбу Пастухова с Поспишилом и, царственно сдвинув брови, намекнули перебежчику, что раз уж он выбрал страной своего пребывания Чехию, а не Америку, то неплохо бы было раздобыть полный комплект документов по, разрабатываемым словацким гением, двигательным установкам.
Пастухов только усмехнулся: «Напугали ежа голой попой!» Да он и так собирался всё выведать у своего приятеля Вацека, а тут ещё и денег на это дают!
«Что ж! Вместе – так вместе. Я нарисую план дома. Расскажу: что, где и как. А вы уж дальше сами действуйте, господа хорошие! Только деньги – вперёд!»
Операция по шантажу Поспишила удалась лишь отчасти. В тайниках жилища пана Вацлава подосланными агентами действительно были найдены чертежи электродвигателей, только не те, которые ожидали заполучить американцы. Двигательная установка обычного электропоезда их привела в бешенство.
– Что, значит, «отдавай деньги назад»?! С какого перепугу?! Тайник нашли? – Нашли. Чертежи достали? – Достали! А что на них изображено – это уже ваши агенты должны были кумекать! Я сразу вас предупредил, что не силён в электротехнике, – оправдывался Пастухов. – Ладно, господа буржуины, не переживайте! Поспишил, теперь, невыездной. Дайте мне компромат на человека, который его шантажировал. Я того в прессе по стенке размажу, и с этим шедевром к Вацеку и пойду. Он мне всё расскажет, будьте уверенны!
Сказано – сделано. Благодарный Вацлав, действительно, не знал, как ублажить, вставшего на его защиту, старого друга. А Пастухову только этого и надо было. Он подсунул Поспишилу «Трактат о страстотерпцах», оставил кругленькую сумму, из выделенных ему американцами средств, на проект «Весталки» и стал частенько наведываться к проглотившему наживку Нобелевскому лауреату домой. Но сколько Пастухов не пытался разговорить Вацлава за «рюмкой чая», ничего нового об электродвигателях он так и не услышал. Странное дело, но Поспишил, на полном серьёзе, уверял его в том, что выкраденные у него чертежи – подлинные, и на них действительно отражены элементы двигателя нового типа. Просто, из-за условных обозначений его некоторых частей, американцы не смогли увидеть ничего нового, приняв их за, хорошо всем известные, старые знаки элементов сети.
Пастухов понял, что не понял ничего. Окружив гения верными стукачами, он вернулся в Москву. Благо, двойное Чешско-Российское гражданство позволяло сделать это без всяких проблем.
Жизнь – самый непредсказуемый режиссер и, тот ещё, провокатор. В один из темных ноябрьских вечеров в московской квартире Пастухова раздался телефонный звонок. Оставшийся в рядах бойцов невидимого фронта сослуживец спешил сообщить своему старому соратнику, что в архиве органов найдена папка с ранее засекреченным делом о гибели Пастухова старшего.
