Таким образом, тревожность как устойчивое образование тесно связана с Я-конпепцией человека, с «вовлеченностью Я», чрезмерным, мешающим деятельности самонаблюдением, вниманием к своим переживаниям (И. Сарасон, С. Сарасон, X. Хекхаузен). Тревожность обладает собственной побудительной силой, выступает как мотив, имеющий достаточно устойчивые, привычные формы его реализации в поведении, что является, по Л. И. Божович, специфической особенностью сложных психологических новообразований аффективно-потребностной сферы. Все это позволяет, по нашему мнению, рассматривать тревожность именно как личностное образование, характеризующееся сложным строением.
В. М. Астапов
Функциональный подход к изучению состояния тревоги
[19]Несмотря на большое число экспериментальных, эмпирических и теоретических исследований состояния тревоги (anxiety), концептуальная разработка этого понятия в современной психологической литературе до сих пор остается недостаточной.
Многогранность и семантическая неопределенность термина «тревога» в психологических исследованиях является следствием использования его в различных значениях. Это и гипотетическая «промежуточная переменная», и временное психическое состояние, возникшее под воздействием стрессовых факторов, и фрустрация социальных потребностей, и свойство личности, которые даются через описание внешних и внутренних характеристик с помощью родственных понятий. Кроме того, ситуация осложняется еще и тем, что в прикладных исследованиях для описания состояния тревоги используется много разнообразных терминов.
По справедливому замечанию Ч. Спилбергера, при всем смысловом различии термина «тревога» исследователи используют его чаще всего в двух основных значениях, которые взаимосвязаны, но относятся к совершенно разным понятиям. Речь идет о смешении в одном термине двух пониманий тревоги: как психического состояния и как свойства личности (тревожности).
В первом случае термин «тревога» используется для описания неприятного эмоционального состояния, которое характеризуется субъективными ощущениями напряжения, ожидания неблагополучного развития событий. Возникает это состояние в ситуации неопределенной опасности, угрозы (ожидание негативной оценки или агрессивной реакции; восприятия отрицательного к себе отношения или угрозы своему самоуважению, престижу) и часто обусловлено неосознаваемым источником опасности.
Во втором случае тревожность как черта, свойство личности характеризуется относительно устойчивой склонностью человека воспринимать угрозу своему «Я» в различных ситуациях и реагировать на них усилением состояния тревоги. Ее проявления в подверженности действию различных стрессоров всегда индивидуализированы: личность с выраженной тревожностью склонна воспринимать окружающий мир как несущий в себе потенциальную угрозу или опасность в значительно большей степени, чем личность с низким уровнем тревожности.
Однако разнообразие теоретических подходов и терминологическая неоднородность в использовании понятий не исключают, на наш взгляд, возможность разработки единой концептуальной схемы анализа различных аспектов проявления тревоги на основе ее функционального назначения.
Вопрос о психологических функциях тревоги часто затрагивается попутно с обсуждением таких традиционных проблем, как генетические корни тревоги, условия и ситуации ее возникновения, влияния тревоги на деятельность и т. д. Однако отдельно этот вопрос в психологической литературе, как правило, не рассматривается. Нам представляется, что именно функциональный подход, «исследование явлений с точки зрения не только того, какие они есть, сколько того, что они делают», может способствовать разработке новых представлений об этом неоднозначно объясняемом объекте психологического анализа.
Исходная функциональная характеристика тревоги выделяется в большинстве направлений интерпретации этого состояния. Речь идет об утверждении, что состояние тревоги предвосхищает тот или иной вид опасности, предсказывает нечто неприятное, угрожающее и сигнализирует об этом индивиду. Подтверждение сказанному мы находим в художественной литературе, например у М. Булгакова при описании состояния одного из героев. «… Сердце его вдруг стукнуло и на мгновение куда-то провалилось. Потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало, он побледнел, вытер платком лоб, подумал: „Что со мной?“…»
[20]
Не столь широко разделяемой, но тем не менее достаточно устойчивой, является традиция, идущая от 3. Фрейда, которая в характере предвосхищаемой опасности усматривает признак для дифференциации страха, вызываемого конкретной угрозой, и тревоги как реакции на представленную угрозу. Поэтому тревогу иногда определяют как генерализированный, неопределенный и беспредметный страх или как состояние, вызываемое не наличием опасности, а отсутствием возможности ее избежать в том случае, если она вдруг появится.
Следует подчеркнуть, что различение состояний, вызываемых определенной и неопределенной угрозой, оправдало даже на уровне процессов, регулирующих поведение животных. Существует очевидная биологическая целесообразность в том, чтобы животное, лишившись привычной защиты, которую ему обеспечивает нора, стадо или способность к полету, либо оказавшись на неизвестной территории, относилось к миру с недоверием, даже если кругом ничто особой опасности не предвещает. Отсюда следует, что тревога, влияющая на данное отношение, не является беспредметной в буквальном смысле; ее предмет – окружающий мир или, скорее, некоторая его часть: открытое поле, лес и т. д.
Приспособительное значение тревоги не было бы полным, если бы она, сигнализируя о неопределенной опасности, вместе с тем не побуждала к активному поиску ее источников, проявляющемуся в «сканировании» наличной ситуации, чтобы определить угрожающий предмет.
На функцию поиска и обнаружения источников угрозы указывает ряд авторов. При этом справедливо отмечается, что тревога не только представляется как внутренняя призма, преломляющая воздействие извне, но и как поиск скрытой опасности, где тревога имеет подтверждение во внешних событиях, не только преломляя, но и притягивая сигналы беды. Она «представляет собой активное состояние целенаправленного поиска, ориентированного вовне», и «человек ищет угрожающую ситуацию… Соприкосновение с опасностью разряжает дремлющее в человеке беспокойство».
Механизм развертывания этой функции прекрасно описан Ф. Достоевским в заключительных главах «Идиота», где Мышкин не способен полностью забыть об угрозе, исходящей от Рогожина. Предчувствие опасности, беды преследует Мышкина всюду, оно характеризуется сильным беспокойством и тревогой, которая ищет выхода во внешних проявлениях – в его метаниях по Петербургу. Не находя выхода из ситуации, Мышкии бросается вперед – пусть под нож, пусть на смерть, но главное, что важнее всего для него в данный момент, – за все разрешающей ясностью.
