– Ты думаешь, можно просто привести сюда всех, скопом? – ухмылялся Освальд.
– Если лететь по прямой, то дорога займет всего полдюжины дней, – отвечал Лин, заметно горячась.
– По прямой – это не отвлекаясь на пауков и спасение жизней грязных младенцев?
– Не начинай, брат.
– Хорошо, как скажешь. Полдюжины дней полета. – Освальд примирительно поднял руку. – Выходит, всех бескрылых ты оставишь помирать в Городе?
– Нет, конечно! – Лин помотал головой. – Мы станем переправлять их группами, беря под защиту… Помогая с переходом.
– Для этого нужно много времени, мальчик мой. А еще больше для того, чтобы здесь можно было жить. И Роща, ты забываешь про нее! Мы же обязались взрастить Рощу, да, Жрица?
– Не ерничай, брат, – устало откликнулась Алиса. – Роща поможет нам. И возвести Город, и населить его. А мы поможем ей. Так было до Огня. И будет теперь.
– Как скажешь, – Освальд растянул тонкие губы в холодной улыбке. – Но пока я только слышу о всемогуществе Дерева, но не вижу его.
– Тебя же попросили перестать. – Сильвия нахмурила брови, ерзая на сложенном вдвое спальнике. – Все устроится. А пока… мы сможем принести в Город воду и зелень! Я видела здесь грибы и, кажется, съедобные клубни, как в книжке кухарки… Они вроде бы очень питательные. И вкусные, – она покосилась на Сэма и тепло улыбнулась ему.
– Вот это меня радует, – ответил он, накрывая своей большой рукой мягкую девичью ладошку.
Алиса слушала их, прикрыв глаза, поглаживая по шерстке притихшего рядом с ней Чарли. Казалось, что свежая вода ручья наполнила лиса новыми силами. Он перестал хромать и нервно вылизывать облысевшую после удара об мутный лед паучьего зеркала грудку. И теперь спокойно спал рядом с Алисой, мерно вдыхая целебный воздух оазиса.
Юли так и не пришла к ним, оставаясь наедине с последним пристанищем отца. Алисе не хотелось тревожить их. Крылатая замечала озабоченные взгляды Лина, что он бросал в сторону камня, и, встречаясь с ним глазами, качала головой.
– Пусть она побудет там, – шепнула она ему, наклоняясь поближе, чтобы ее не услышали остальные.
– Я понимаю, но там же холодно, – с беспокойством ответил Лин.
– Ничего. Она не заболеет. Ей просто нужно попрощаться с отцом. Со всем, что так и не случилось с ними.
Лин нерешительно кивнул, соглашаясь, но продолжал поглядывать на слабо мерцающую в темноте фигуру девочки, бездвижно лежащей на камне у корней серебряного Дерева.
Но любая ночь, даже такая упоительная, сменяется утром. Сменится и эта. Алиса чуяла, что на рассвете Роща устанет ждать и возьмет свое. Тянуть было мучительно. Бессмысленно и ненужно. Лучше прямо сейчас отойти от костра, пока все еще заняты своими мыслями, и решительно шагнуть к серебряному стволу, прижаться к нему щекой, ощутить, как пульсирует сок внутри него, подобно крови в ее собственном теле. И просто закрыть глаза. Отдаться силе, тянущей ее в крылатый сон. Тихо и спокойно, будто бы и правда засыпая. И не рвать себе сердце последними прощаниями. Чем дольше топчешься на пороге, тем больше слез проливается в никуда.
Но Лин словно прочел эти ее мысли и крепко сжал ладонь Алисы в своей. Он смотрел на нее в упор, вглядываясь в глубину серебра ее взгляда, и молчал, понимая все, что сейчас бушевало в ней. Разделяя это поровну. Они посидели так еще немного, пока остальные раскладывали спальники.
– Эй, – обратилась к ним Сильвия, – вам оставить место поближе к огню?
– Не нужно. Мы посидим еще немного, – ответила Алиса, силясь улыбнуться. – Я, наверное, позову Юли. – Она повернулась к Лину, застывшему, растерянному. – Кто знает, что принесет завтрашний день.
И вскочила, боясь, что Лин ее не отпустит, пойдет следом, удержит, примется спорить, и она снова поддастся его уговорам.
– Нет смысла тянуть, – шептала Алиса, перепрыгивая через ручей. – Прямо сейчас. Пока не сказано ничего лишнего, ничего, что принесет новую боль.
Юли уже не лежала на камне, она повернулась к Алисе, слабо улыбаясь.
– Я слышала, как ты идешь.
– Все собираются спать. Завтра тяжелый день. А ты устала в дороге не меньше остальных, – быстро заговорила Алиса, беря ее за руку и мягко подталкивая в сторону костра. – Я скоро приду.
– Нет, – девочка обратила к Крылатой лицо, поднимая руку. – Ты собираешься уйти.
Алиса молчала, чувствуя, как легко прикасается к ее щеке ладонь Юли.
– Почему ты не хочешь даже попрощаться? Почему тайком?
– Так будет проще.
– Тебе – может быть. Но не ему, – покачала головой Юли, изучая лицо Алисы нежными прикосновениями.
В голосе Юли не было осуждения, только печаль. Глубокая и искренняя. Потому Алиса подалась к ней и крепко обняла вздрогнувшую девочку, зарываясь лицом в ее мягкие кудри.
– Позаботься о нем. А он позаботится о тебе. Я постараюсь помогать вам… я сделаю все, что сумею, чтобы здесь был Город. Чтобы вы жили в нем долго и счастливо.
– Я знаю, – сдавленно прошептала Юли, прижимаясь к Алисе. – Прости меня…
– Нет, это ты меня прости. Я злилась на тебя. Я не верила в твои силы. И в твое сердце. Я была не права.
Юли всхлипнула, отрывая лицо от плеча Крылатой.
– Мы будем ждать твоего возвращения. Сколько бы времени ни прошло. Мы все.
Алиса заставила себя улыбнуться, стремясь запомнить заплаканное лицо Юли как последнее живое, настоящее чудо, увиденное ею в сожженном мире. Дитя крылатой любви. Лекарь. Та, что взрастит Рощу.
– Иди. И не дай Лину мне помешать. Только не этой ночью.
Юли кивнула, сдерживая рыдание, рвущееся из груди, и, слепо пошатнувшись, побрела к костру.
– Ну, вот я и пришла к тебе, Алан, – шепнула Алиса, замирая в одном шаге от Дерева.
Мягкая кора его успела загрубеть, ствол стал толстым, таким же, как у Деревьев в крылатом сне.
Ладонь Алисы мелко дрожала, когда девушка протянула руку, чтобы дотронуться до Божества. Медальон на груди ожил, нагрелся, а крылья чуть слышно распустились за спиной, укрывая мягким шатром. Последним движением Алиса подалась вперед, чувствуя, как мягко дурманит голову льющаяся широким потоком сила.
Она успела вдохнуть плотный, терпкий запах травы у корней Рощи, разглядеть ее, проступающую сквозь облик оазиса. И Алана, застывшего в середине полукруга, в изломанной, странной позе, схватившегося ладонями за виски, она тоже разглядела.
А после мир снова вернулся на свое место. И воздух оазиса, от которого так отчетливо горчило на языке, разорвал тревожный оклик Корбуна:
– Жрица, случилась беда!..
Глава 20
Корбун все говорил и говорил, зависая над землей оазиса, так и не посмев ступить на нее. Он хмурил седые брови, приглаживал бороду морщинистой рукой и озабоченно выговаривал пустые, ненужные слова.
