— Не помню...
— Единственная картина Ланды, которую я видел, — объяснил Мешков, — и то незаконченную, начинала писать при мне... Но тогда я ещё не знал их силу... Мне нужны все её картины. И особенно это полотно! «Слияние» — символический ключ... Придумайте что-нибудь, под любым предлогом возьмите картину! Вам теперь всё позволено. Но если заподозрит, что для меня, — ничего не даст!
Терехов чуть было не проговорился по поводу однозначного заявления хозяйки выставки: картины не подлежат выносу на свет. Но вовремя поймал себя за язык.
— Зачем вы заставляете меня врать? — словами его третьей, сексуальной и мужеподобной жены, спросил Терехов. — Это нехорошо.
— Могу её купить у вас! — мгновенно заявил шаман, полагая, что Терехов набивает цену. — Назовите сумму!
Андрей медлил, ощутив, что наконец-то задел за живое, животрепещущее, но никак не мог понять, зачем понадобились ему картины, написанные почти слепой художницей, видящей мир глазами совы?
Паузу Мешков оценил по-своему.
— Не стесняйтесь, знаю, вы человек скромный... А я далеко не бедный. Заплачу, сколько скажите. В пределах разумного... Деньги — это тоже энергия, только низкой частоты. Но мы вынуждены прозябать в низких частотах.
Терехов велел вбить очередной костыль, после чего молча пошёл на следующую точку. Шаман плёлся сзади, ждал, и чувствовалось, как пауза разогревает его.
— Её полотна такие дорогие? — прикидываясь туповатым, спросил Андрей. — Мне и в голову не пришло...
— Они для меня бесценны, — с клятвенным придыханием ответил шаман. — Не как произведения искусства. Возможно, на рынке они ничего не стоят... Прежде всего, я исследователь феноменальных явлений, истории религий, в частности, шаманизма, древних культов... Поверьте, всё это делается во имя науки! Вы работаете с ЮНЕСКО и должны осознавать... Я пишу книги!
Терехов опять держал длинную паузу — речь шамана звучала, как финал в оперной трагедии.
— Понимаете, гарантий нет и не будет, — начал тянуть Андрей. — Не знаю, как она отнесётся... Поэтому цену назвать не могу. Вот когда подарит... Но придётся подождать. Не могу же я приехать к ней и с порога — подари?
А сам лихорадочно соображал, для чего Мешкову потребовалась картина? Что такого необычного, важного есть на полотнах? Что он там рассчитывает увидеть? Или всё это блажь «шизотерического» шамана, чтобы дурить головы легковерным последователям, говоря, например, что картина написана воплощением духа ископаемой шаманки, художницей, которая летает по ночам в образе совы? Это звучит заманчиво, особенно здесь, на Укоке. Окружить таинственное изображение легендой, распустить славу о чудесах, выставить где-нибудь в специальном помещении — туристы в очередь встанут, за один погляд можно деньги брать.
И всё равно что-то не срасталось, ускользало, недоставало какой-то важной детали. Не стал бы шаман, считающий себя чуть ли не первооткрывателем Укокских чудес и сенсаций, так преклоняться, унижаться только ради заработка. Даже привлечение новых последователей благодаря картине для него не так уж важно, ему эти-то наверняка опостылели, вместе с тремя жёнами. Иначе бы не отправлял ставить атланты клиентам. Чувствуется в нём некоторая пресыщенность текущим образом жизни, чем-то ему хочется омолодить кровь, выйти на новый уровень. Для этого ему и требуется картина!
— Придётся подождать, — повторил Терехов.
— Готов ждать сколько угодно! — воспрял шаман. — Но если вам удастся заполучить картину в течение трёх дней, я готов выдать аванс! Миллион рублей, можно в валюте. Сейчас же распоряжусь, принесут.
Он ездил по Укоку, имея миллион на карманные расходы! Или приготовился к встрече и сразу же привязать хотел, знал зависимость: полученные деньги очень трудно возвращать...
— Я пока не нуждаюсь в энергии низких частот! — перебил Терехов, с удовольствием оперируя терминами шамана. — Мне довольно высоких.
Мешков согласно покивал.
— Да, понимаю, после того как увидели окна в другие миры... А полтора миллиона вас устроит? Это аванс! И столько же ещё, как привезёте картину!
За такую сумму Терехов бы и сам ему нарисовал слияние лемурийцев.
— Лучше скажите, что в этой картине? — оглядевшись, шёпотом спросил Андрей. — Для чего она вам?
Мешков что-то заподозрил, на доверительность не откликнулся и стал ускальзывать. И тоже тянул паузу — пару костылей успел вбить.
— Вы человек посвящённый, — подбирая слова, наконец, заговорил он. — Но ещё неискушённый... Мы говорим на разных языках. Слышали, наверное, есть чудотворные иконы в христианских храмах — так называемые святыни? Например, Спас Нерукотворный? Для нас картины Ланды — то же самое! Они написаны не человеком. Её рукой водил пробуждённый дух шаманки Укока. Вы же это ощутили!
— Молиться будете? — грубовато спросил Терехов. — Или камлать?
— Медитировать, — был осторожный ответ.
Стало понятно, что он уже больше ничего не скажет и напирать на него хитросплетёнными вопросами бесполезно, да и опасно, опять взволнуется, затрясётся.
Андрей никогда не имел дела с шаманами, и если видел, то издалека, тем паче из ненцев, народа весёлого, по-северному спокойного, без всякой невротики. Но этот шаман был невиданный, русский и явно психически неуравновешенный — не знаешь, что и ждать. Впрочем, расспрашивать уже не было смысла, и так многое ясно, скорее всего, замыслил новую религию, вот и собирает «святыни».
Между тем Мешков несколько взбодрился и вытянул шею насколько возможно. Лекция о тайнах медитации началась с теоретической основы — подготовки тела и дыхания, однако Терехов отнял у него топор и вручил вешку с отражателем — устройством для отбивания углов и измерения расстояния лазерным лучом дальномера.
— Все точки запомнили? — спросил он и увидел растерянность. — Работа очень простая: ставите вешку на шляпку костыля, стоите, не шевелясь, смотрите на меня и ждёте команды.
Тот понятливо закивал, рыская взором из-под бровей, и побрёл на первую точку.
24
Теодолитный ход едва закончили к четырём часам: новый помощник ничего не запомнил и подолгу искал забитые костыли. Терехов даже не ругался, когда вешка в его руке стояла криво или дрожала от напряжения и плясал отражённый лазерный луч дальномера. Самое главное — шаман был всё время на расстоянии и не донимал вопросами и лекциями. Это стоическое молчание подстёгивало шамана больше, чем мат, заставляя суетиться и усугублять своё значение: он всё время чувствовал себя бестолковым, несостоятельным и виноватым.
К радости помощника, ход всё же замкнули. И только он открыл рот, чтобы провещать очередную истину, как Андрей вручил ему специальный крюк и послал выдёргивать костыли. По крайней мере, ещё час он будет занят, и есть время сбегать и перекусить, поскольку съёмку делали рядом с кунгом, а от голода уже мутило. Однако неожиданно он был приглашён к шаманскому столу на паужин — так на их языке называлась еда между обедом и ужином: оказывается, шаманская команда вегетарианцев садилась за стол по пять-шесть раз в день. Хорошая мотивация, что-
