Он заскочил в спасительный кунг, закрыл дверь, непроизвольно завернул оба запора и только тогда перевёл дух.
В присутствии шамана он даже боялся думать о сокровенном, уже всерьёз подозревая, что тот может считывать мысли, потому что едва Андрей вспомнил о Ланде и знаке, который он должен увидеть в миг, когда загорятся полотна, Мешков тут же сказал о том, как горит материя между светом и тенью. На первый взгляд, дурь полная, но ведь и он, Терехов, об этом подумал!
Скорее всего, хорошо наперчённую еду всё-таки пересолил, от жажды пересохло во рту, язык жгло, и первым делом он припал к крану в биотуалете. Хотел напиться и умыться, дабы снять с себя липкие следы чужого безумия, но лишь успел сделать несколько глотков, как вода закончилась, пустой бак под потолком отозвался шаманским бубном. В последний раз его заправляли, когда переезжали на это место, хоть и расходовал экономно, однако много ушло на мытье ног. Репьёв о топливе подумал, а про воду забыл, и теперь, хочешь или нет, надо хватать ведро и идти на реку.
Терехов отвинтил разбрызгиватель душа, добыл ещё два маленьких глотка из шланга и захотел пить ещё больше. Чайник оказался пустым, в забытой фляжке Репья плескался спирт. За водой — только на реку, а там бы заодно искупаться...
Но ближайший берег занят станом, где вповалку лежит похмельная свита боярина, сражённая его, Терехова, шаманской силой. «Эх, зря не попил в гостях чаю!» — подосадовал он.
Воспоминание о чае вдруг отозвалось рвотным позывом, и будто кто-то подсказал: тебя отравили! Тебе дали яд! И хорошо, что не пил чая!
Андрей потряс головой, отгоняя наваждение, и всё равно вспомнил, что при отравлении надо делать промывание желудка, пить много воды!
Снег почти весь растаял, остались ледяные линзы в низинах, но земля тут такая, что луж не образуется, всё сразу стекает или уходит в песок. Кобылица, и та бегает на водопой к реке. И потом, не пристало столь могущественному шаману пить откуда попало... Терехов взял две пластмассовые канистры, которыми солдаты набирали воду в бак, и едва открыл дверь, как увидел, что от стана к кунгу бредёт Иван-царевич и несёт два полных ведра!
Жажда была не такой, чтобы начались глюки, но боярский потешник шёл и выглядел вполне реально, даже качался на тонких ногах, и острые колени его поочерёдно маячили в широких красных штанах.
Вместо радости Терехов ощутил щемящее, по-детски тоскливое чувство, будто у него что-то отнимали. Он пытался объяснить такое совпадение, в голове крутился единственный вариант: предусмотрительный Мешков знал, что после острого овощного, да ещё пересоленного рагу захочется пить. И никакого отравления! Это всё блажь, помрачнение ума!
Но как он узнал, что в кунге нет воды?
Пока скоморох шёл, мысль ещё подёргалась и зависла, как летучая мышь в сетях: лучше было не думать и дождаться худосочного, печально-смешного царевича.
А тот подошёл к лестнице, одно ведро поставил, второе подал Терехову.
— Пейте на здоровье!
От вчерашнего панибратского обращения и следа не осталось, смотрел с юношеским восторгом, но будто сквозь слёзы — в глазах ещё не растаял ледок страдания. И слова выговаривал почти без украинского акцента.
Андрей принял ведро, а он подал второе.
— Вам на сегодня хватит! А завтра я ещё принесу. Пейте вволю!
Сначала Терехов напился прямо через край и потом только спросил осторожно:
— Тебя кто послал?
— Никто, я сам... Захотелось сделать вам приятное.
Из груди невольно вырвался вздох облегчения: оказывается, всё так просто — парень захотел даже не услужить, сделать доброе дело, принести воды...
— Ну, спасибо тебе, от всей души!
Хотел добавить ещё что-нибудь доброе, выражающее благодарность, но этот грустно-восторженный Петрушка всё испортил.
— Вы послали чёткую мыслеформу: мучает жажда. Подумали — яд... Я принял и принёс.
— Что я послал? — настороженно переспросил Терехов.
— Мыслеформу! Они у вас получаются очень сильными и определёнными. Не услышать их невозможно!
— Погоди... Ты услышал, что я пить хочу? И у меня воды нет? Но я не говорил, не просил...
— Но послали запрос в пространство! И оно откликнулось, я уловил мысль. Ещё подумали, что Дарута отравила...
Она может! Если кого невзлюбит! Запросто может подсыпать ядовитой травы. В чай, например... Вы же так и подумали? Я уловил вашу мыслеформу.
— Погоди, а что это такое? Как они выглядят, эти формы?
— Вы меня экзаменуете? — засмеялся он, и рот стал до ушей. — Напрасно, я учился у двух мастеров. Сначала у Ворона древнему скоморошьему искусству. Но оказалось, это одесский юмор... Теперь у Мешкова, шаманскому... И хочу попроситься к вам... Возьмёте в ученики?
— В ученики? Чему же я тебя научу?
— Шаманскому ремеслу!
— Но я топограф, геодезист!
— Вы великий шаман!
— Ты кто по специальности? — спросил Терехов.
— На химико-технологическом учился, со второго курса ушёл... Тупая учёба! Кому сейчас химики нужны?
— А шаманы нужны?
— Та як же ж! Тильки шамни — зараз и годують! Ох, простите! Не могу избавиться от мовы.
Терехов не удержался и прильнул к ведру: ледяная вода уходила в раскалённое от жажды нутро, как в песок. В животе забулькало, когда он оторвался, утёрся рукавом, — Иван-царевич заворожённо улыбался.
— Значит, скоморошье искусство ты уже освоил?
— Почти освоил... Мы на свадьбах народ развлекали.
— Скучно стало развлекать?
— У меня девушка была, Наташка Чернова, — не сразу признался Петрушка. — Красавица, но косоглазенькая,ведьминской породы. Со мной везде ездила... Мы с Вороном потеху придумали, поединок из-за неё. На деревянных саблях, на пистолях дрались. И я всегда побеждал. Это же смешно, когда хилый побеждает могучего... Потом учитель сказал, что такая дивчина должна принадлежать Ворону, а не Журавке. Моя фамилия Журавка... Увёл у меня Наташку.
Андрей ещё раз припал к ведру, но больше не лезло.
— Ты бы с ним по-настоящему подрался! — посоветовал он.
От волнения парень опять заговорил на украинском.
— Та як же ж с ним драться? Побачилы бы, який вин дюжий! Биндюжником в одесском порту робил...
И слизнул пересохшие губы.
— Не любил ты свою Наташку, — вздохнул Терехов.
— Как же не любил? — старательно заговорил на русском, но продолжать не стал.
— Чем Мешков тебе не понравился?
Петрушка оглянулся на шаманский стан и заговорил с жаром.
— Да я про шамана ещё в Сумах знал! По Интернету... Книжки читал! Потому на Алтай приехал... Он принял, Ива-ном-царевичем нарёк. Герман Григорьевич сильный шаман!
