Река была широкой и при этом короткой. Возмущённый Терехов унимал чувства и не заметил, как её пролетел. Впереди обозначился неохватный простор: вместо мороза начиналась вторая зимняя напасть Заполярья — метель. Ветер был попутный и лишь иногда срывался в боковой. Огромные ледяные поля оказались причудливо переколотыми и напоминали битый хрусталь, по которому ветер гнал бесконечную позёмку. Казалось, что лёд светится сам по себе, словно где-то в озёрных глубинах горят фонари. Берегов в снежной круговерти не было видно, пока не начало светать. С обеих сторон показались невысокие плоские горы с осыпями и обрывами, откуда однажды сорвались и замёрзли водопады, ручьи и речки, а леса вдоль воды стояли в льдистом тяжёлом куржаке.
Навечно замороженный, прекрасный и пугающий мир. И одновременно уже привычный, почти такой же, как на Ямале, да и на всём Заполярье.
Андрей прижал снегоход к правому берегу и остановился, заглушив двигатель.
— Плато Путорана, — тоном гида сказал он. — Где тебя высадить?
Алефтина скинула капюшон и осмотрелась: рассвет был тусклый, день метельный, прикрываться маской ей не потребовалось. В сумраке она видела лучше него и что-то далеко впереди заметила.
— Нам туда, — махнула неопределённо рукой.
— Как выглядит твой портал? Что это: ворота, какой-нибудь фасад, строение?
— Не знаю, — почти смиренно призналась спутница. — Наверное, игра светотеней... Мне нужно звёздное небо!
Пока клубились над озером серые сумерки, Терехов не проехал — пролетел ещё километров двадцать вдоль одного берега, но она вдруг постучала ему в спину и указала на невидимый другой.
— Езжай туда!
Он пересёк озеро почти под прямым углом и увидел точно такие же осыпи, обрывы с застывшими и повисшими в воздухе мелкими речками. Само плоскогорье уже скрылось в темноте полярной ночи и низких туч. Двигаясь вдоль берега на небольшой скорости, он включил свет и через некоторое время заметил какое-то строение в прибрежном лесу. Терехов подъехал ближе, осветил его фарой-искателем: какая-то изба, сколоченная из брёвен, досок и ящичной дощечки. Вокруг ни единого следа — сугробы, занесённые снегом глыбы, ледяной надолб замёрзшего ручья...
Андрей погасил свет.
— Это твой портал?
Алефтина некоторое время всматривалась в темноту, беспомощно рыская взглядом. И произнесла серьёзно, не услышав насмешки:
— Нет... Это же какой-то приют. Для туристов. Я ошиблась.
— И куда теперь едем?
Бросок до озера и путь по его льду вроде бы выветрили весь гонор из спутницы, но тут она вновь встрепенулась.
— Не знаю! Ищи сам!
— Я должен искать? — изумился Терехов. — Да я не имею представления, как он выглядит. Что это — дыра в небе, в горах, в озере?
— Я тоже никогда его не видела! — огрызнулась спутница. — Но ты мужчина!
Он хотел припомнить ей недавние слова про жлобство, но промолчал, поскольку чуял, что обида давно уже выветрилась.
— То есть ты хочешь, чтобы я сам нашёл портал?
— Да, я так хочу! Потому что я женщина!
Надо было бы удержаться от сарказма, проявить мужество — не хватило терпения.
— Вот как? А я уже начал сомневаться.
И ещё не закончив фразы, ощутил, как оскорбил её. Спутница спрыгнула с сиденья и пошла по льду, едва держа равновесие на скользких подошвах кожаных торбасов. Через несколько метров упала и поползла на четвереньках, поскольку встать уже не смогла. Терехов догнал, попытался поставить на ноги — вырвалась.
— Я могу! Я могу сама найти портал! Но мне нужно звёздное небо!
— Ладно, садись, поехали, — примирительно предложил Андрей. — Прокатимся вдоль берега, посмотрим места...
— Пойду пешком! — заявила чёрная сова, отползая. — Ты можешь ехать. Куда хочешь! Я больше не держу.
Андрей поглядел, как она скользит, елозит, пытаясь встать на ноги: если не корова на льду, то беспомощная курица с распущенными крыльями...
Догнал, схватил в охапку и принёс к снегоходу.
— Считаешь меня мужчиной — повинуйся, — и посадил верхом на сиденье. — Если не считаешь, терпи насилие. Тут командую я.
— Ты всего-навсего поводырь!
— Вот и поведу!
— И найдёшь портал? — задиристо спросила чёрная сова и словно всхлопнула крыльями.
— Если он есть — найду.
— Он есть!
Непонятно почему, но Терехова тянуло к правому берегу. Он заправил бак, посчитав канистры с топливом: если расходовать экономно и не метаться по озеру, на обратный путь должно хватить. Потом запустил двигатель и пересёк гигантское ледяное поле к противоположному берегу.
Как искать этот портал, он представления не имел, да и, в принципе, не искал, просто ехал, рыскал фарой по обрывам и прибрежным там лесам на откосах и спонтанно к одному из них причалил — был хороший заснеженный подъём и ровная площадка среди лиственниц. А за ней с невысокого обрыва ещё недавно текла речка. Мелкоструйная и немощная, она первой попала под мороз и застыла, как текла, — в плотную решётку белых сосулек, напоминая теперь разинутую пасть кашалота. Терехов покосился на спутницу и хотел уж было пошутить: мол, вот тебе портал, и совсем рядом, но удержался, опасаясь, что обидится.
— Здесь дров много, — вместо этого объяснил он.
— Место похожее, — вдруг заинтересованно оценила спутница. — Уже где-то близко! Почти рядом! Только нужно подняться на плато.
Терехов ещё раз покосился на обрыв с сосульками, хмыкнул про себя и промолчал. Несмотря на свой горный статус, снегоход бы никогда не поднялся по осыпям, откосам и руслам малых речек из-за невысоких, но отвесных стенок.
— Ставим чум, — отрубил он. — Я готовлю дрова, ты зачищаешь площадку.
И вручил ей пластиковую лопату.
Уже через час они сидели у топящейся печки и ели каждый свою пищу. Общим был только чайник, куда Терехов набил льда из речки, ведущей к «пасти кашалота», и теперь они слушали, как шумит, закипая, талая вода. У спутницы пробудился аппетит, даже не смущал запах разогретой тушёнки. И разговор у них начался застольный, какой-то семейный.
— Здесь должен быть пологий подъём в горы, — предположила Алефтина. — По руслу этой речки... Она течёт в каньоне и без водопадов. Как на границе тьмы и света. Помнишь? Сейчас попробую воду. Если вкус совпадает...
Её фантазии иногда становились беспредельными, и надо было привыкнуть к ним, чтобы терпеть.
— Говоришь так, будто уже была здесь, — прошептал он: голос после морозного воздуха и ветра в тепле садился в нуль.
— Много раз видела портал, — призналась она. — В воображении... И даже написала картину. Она называлась «Слияние».
Он хорошо помнил это полотно и никак уж не подумал бы, что на нём изображён портал.
