Жора мог продержаться бесконечно долго, и, как Змей Горыныч, умел отращивать на месте срубленной головы две новых.
На одну из них Терехов насадил фуражку.
— А-а-а, — удовлетворённо протянул Репей, — мой талисман, много раз терял — возвращалась. Спасибо! Кобылица у тебя резвая, поехал — снесло сразу, вместе с крышей...
Он поправил головной убор согласно форме, однако прикрыл глаза козырьком и стал похож на бровастого Мешкова. Даже голову втянул в плечи, сделал несколько шагов и обернулся.
— Уезжай отсюда, для собственного же блага. Тебя дети ждут.
Он больше ничего не сказал, только согнал назад свисающую на тощий живот кобуру с пистолетом, приладил оторванный погон, расправил плечи и пошёл в сторону заставы, чеканя шаг и размахивая склонённым флагом разорванного рукава.
Терехов хотел крикнуть, остановить, даже попросить прощения, но голос увязал в неуправляемом горле и раздавался лишь сиплый звук спускаемого паровозом лишнего пара. Репей ушёл несчастным, но гордым, непобеждённым, и Андрей остался в полном замешательстве, искренне не понимая, кого сейчас обрёл — надёжного друга или смертельного врага.
Уже потом, когда несгибаемая фигура Жоры скрылась из виду, он запоздало спохватился, сообразил, что не оценил и ничего не сказал доброго однокашнику! Он же вчера весь день готовился к празднику и продумал каждый шаг. Хотел устроить всё оригинально, необычно, с приколами. Даже дружинников переодел и послал с бараном на поклонение «великому шаману», хотел создать сказку, разыграть, пошутить, показать, что в этой реальности всё возможно. Ему страстно хотелось этого долгожданного праздника! И наряжаясь в форму победителя, он мечтал предстать в этом образе, утвердиться, врасти в него. Надеялся, если пошла везуха, попёрло, убрал с дороги Мешкова — снимутся заклятья, и путь в чертоги Ланды откроется.
Терехов же ничего не сказал, не восхитился. Впрочем, причина была — говорить не мог. Но мог же думать! А он одной своей предательской мыслью всё испортил! Всё опрокинул, когда подумал, что если кобылица вытряхнет Жору из седла, то он сегодня никак не успеет встретиться со своей возлюбленной. Кобылица услышала его, словила «мыслеформу» и вытряхнула.
Всего одна мимолётная мысль — и праздник безнадёжно испорчен.
Приступ самоедства затухал медленно, вместе с болезненными толчками крови в ране. Жеребёнок наконец-то отвалился от соска и спал под брюхом кобылицы, а она вертелась рядом, то бодала его, то лизала голову и будила — хотела поднять: земля была сырая и холодная, а подстелить нечего, охапку сухого сена бы сейчас...
Терехов зашёл в кунг, осмотрелся и содрал с торцевой стены цветной бархатистый войлок. Сложив вдвое, выбрал место посуше, постелил и перенёс жеребёнка — тот даже не проснулся.
Серая ревниво понаблюдала за ним, отошла на несколько метров и с жадностью принялась щипать траву, то и дело поглядывая на внезапно обретённого детёныша.
Терехов испытывал желание немедленно, сейчас же ехать в чертоги: всё становилось понятно, всё пришло к логическому завершению и казалось, что уже не обязательно выяснять, зачем Мешкову картины и что хочет предпринять Репьёв. Надо было немедленно вытаскивать чёрную сову из подземного мира, а уж дальше... как получится.
Он уже взял седло, но жеребёнок опередил — вскочил и ринулся к материнскому вымени. Через мгновение он словно сросся с плотью кобылицы, и отрывать его не поднялась рука, тем паче, что серая настороженно вскинула голову и принялась тревожно стричь ушами, выслушивая пространство.
30
Последняя точка на Укоке была местом оживлённым, сказывалась близость моста через реку. До вечера этого дня, мимо и на некотором отдалении, проехало несколько грузовиков, в том числе со знаком Газпрома на дверях: через плато Укок собирались тянуть в Китай газовую трубу, о которой в управлении говорили давно. Однако Терехов никак не ожидал, что это случится так скоро.
Уже в сумерках, когда он зарыл всё-таки скелет барана, пришёл новенький джип родного предприятия, однако с фирменной эмблемой ЮНЕСКО. И тут даже вопросов не возникало, откуда взялась такая роскошь — один из тех двух, что должны были работать на Укоке! Но оседлал его непосредственный шеф Андрея, начальник изыскательского департамента Максим Куренков, который привёз с собой представителя заказчика из Академии.
Оба они уже слышали о происшествии с Тереховым, но примчались не спасать, не вывозить в госпиталь потерпевшего, чтоб лечить, холить и лелеять. Шеф начал с вещей приятных: привёз зарплату за два месяца со всеми командировочными надбавками, но с вычетом алиментов, и неожиданно большую премию. Можно сказать, осыпал деньгами, которые на плато воспринимались, как фантики. И только потом озадачил, подсунув проект приказа о переводе начальником участка на изысканиях газотрас-сы через плато Укок! Мол, Кружилина органы наконец-то усмирили, сидит под следствием, снять геодезистов с Ямала невозможно, а он, Терехов, хоть и порезанный, но на ногах и главное — тут, на месте, знает район, обжился в горах. Дело государственной важности, почище, чем работа на ЮНЕСКО: пока китайцы соглашаются и платят, надо тянуть к ним первую нитку. Дескать, я не тороплю, но если готов, сейчас же приказ подпишу, если надо подумать — время есть, пара дней, пока сидишь здесь. Сиди и думай, у тебя тут все условия, как в санатории, потом за тобой придёт машина. Не определишься, набросим ещё недельку на размышления: съездишь домой, отдохнёшь, подлечишься. Даже на месяц в отпуск потом сходишь! Но сначала должен наладить работу участка, дать первоначальный толчок процессу. Автоколонна уже выдвинулась из Новосибирска, везут долгожданную технику, оборудование, вагончики для жилья. С теодолитом бегать не придётся, важно руководить изыскателями на трассе, поэтому даже новенький УАЗ будет под задницей.
В общем, завлекательные и почти клятвенные обещания, как перед экспедицией на Укок по заказу ЮНЕСКО.
Терехов поначалу и не знал, что ему делать: то ли, коль сама судьба оставляет его на плато, радоваться, то ли негодовать, качать права, требовать немедленного и полновесного отпуска и каких-либо гарантий. Представитель заказчика из Академии тоже оказался сговорчивым, попросил сдать все имеющиеся материалы, мол, в ЮНЕСКО уже трясут, и подписать акт о выполненных работах.
До полного завершения съёмки оставалось проверить точность привязки нескольких объектов, и Терехов предложил учёному завтра же и сделать это, однако тот не захотел бегать с рейкой по местным болотам и готов был принять материалы в том виде, что есть. Пришлось выставить ему вьючный ящик с полевыми материалами, выдать ключи от замков и подмахнуть акт. Академик наскоро составил опись всего, что сдали—приняли, в том числе инструментов, и, удовлетворённый, заявил, что, по просьбе ЮНЕСКО, кандидатура Терехова представлена на награждение специальной международной медалью. А к ней полагаются льготы, солидная премия и поездка в Париж, в штаб-квартиру организации на площади Фонтенуа. Если пройдёт, то можно будет даже в Лувр ногой двери открывать, присутствовать на заседаниях организации в качестве почётного гостя.
