Катя открыла дверь, набрав код, и кинулась к лестнице. Она увидела тот самый сияющий чистотой вестибюль, пустое место консьержа и… дверь черного хода со двора, которой они в прошлый раз пользовались с Гущиным. Сейчас эту дверь загораживала высокая стремянка.
Катя побежала по лестнице вверх. На этаже Кутайсовых в их квартире дверь открыта — на пороге Регина.
— Что случилось? — спросила она тревожно.
— Ящик цветочный сорвался, — бросила на ходу Катя. — Девушки не пострадали. Идите, они внизу. Кто живет наверху? На пятом?
— Наши соседи, — Регина, забыв о лифте, побежала вниз по лестнице. — Как… как это ящик… как он мог сорваться?
— Вы никого не видели сейчас на лестнице? — крикнула Катя, задыхаясь от быстрого подъема.
— Нет. Я услышала страшный грохот, — голос Регины уже доносился снизу.
А Катя достигла площадки пятого этажа.
Никого.
Двери двух квартир и окно лестницы — то самое, где крепился ящик с цветами.
Катя медленно подошла к окну. Закрыто. Она дернула ручку — закрыто. Окно — самое обычное: стеклопакет, пластик. Подоконник чистый, ни пыли, ни грязи, ни следов. Катя повернула ручку и открыла окно, выглянула. Внизу, у парадного, уже собрался народ. Катя наклонилась, уцепилась за створку, вытянула руку, начала щупать каменную стену, штукатурку. Рука наткнулась на железку — похоже, болт. Он вихлялся в своем гнезде. Высовываться дальше наружу Катя побоялась.
Она закрыла окно, повернула ручку, подошла к двери одной из квартир. Нет камеры. И у противоположной двери камеры тоже нет. Она нажала кнопку звонка — динь-дон!
На звонок за дверью тут же раздалось многоголосое злобное тявканье. Маленькие собачки.
Катя ждала. Дверь никто не открыл. Собачки в исступлении заходились лаем.
Только собаки, хозяев нет.
Она позвонила в другую квартиру. «Кто там?» — раздался тоненький голосок с причудливым акцентом. «Полиция, откройте!»
Дверь открылась на цепочку, и в щель выглянуло изумленное личико филиппинской горничной в ярком фартуке из нейлона.
— Где хозяева квартиры? — громко, как к глухой, обратилась к горничной Катя.
— Нет, нет, загород. Они загород, — филиппинка затрясла головой, как одуванчик под ветром.
Снизу послышались громкие голоса, поехал лифт, и вот уже целая делегация встревоженных личностей вваливается на пятый этаж: два дворника-таджика в комбинезонах и толстая дама в вязаной кофте — то ли консьержка соседнего дома, то ли сотрудница ТСЖ.
— Вы кто? — строго спросила она Катю.
Катя молча показала удостоверение.
— Людей чуть не убило упавшим ящиком с цветами, — сказала она.
Дворники ринулись к окну, распахнули его настежь, один держал другого за помочи комбинезона, а тот высунулся почти по пояс.
— Крепежка! — известил он. — Крепежка полетела, болты вывернулись с этой стороны, а вон с той их под тяжестью горшков из стены вырвало. Вот и упало!
— С этим украшательством надо быть осторожным, — дама из ТСЖ тоже пыталась выглянуть в окно.
— Здесь есть чердак? — спросила Катя.
— Конечно, он всегда заперт, у меня ключи, — дама повернула к Кате покрасневшее от натуги лицо.
— Пойдемте, проверим, заперт ли он.
Поднялись все вместе на шестой, затем еще на пролет. Катя увидела мощную металлическую дверь с сеткой, запертую на большой замок.
— Заперто, — дворник подергал его.
— А кто живет на шестом? — спросила Катя.
— Никто. Обе квартиры одного владельца и вот уже год как выставлены на продажу. Владелец во Францию уехал, а квартиры пока не продаются никак.
Они спускались по лестнице снова на пятый.
Негде спрятаться, — лихорадочно думала Катя, оглядываясь. — Здесь негде спрятаться — все на виду. Чердак заперт. На шестом квартиры заперты. На пятом — в одной собачки, в другой горничная. Если кто-то был у окна и дождался момента выхода Пелопеи, чтобы убить ее ящиком с цветами, то куда он мог деться? Я сразу побежала в подъезд и не видела никого, и не слышала шагов убегающего. Лифт был на первом, на нем девушки спустились. Я видела лишь Регину. Она… Нет, это исключено, это отпадает. Это же ее дочери! Был с Региной в квартире кто-то еще? Я в спешке не обратила внимания. Нет, не было… Ее подруга, та рыжая Сусанна Папинака? Нет. Регина была одна. Она тоже никого не видела.
Они спустились на первый этаж, и Катя указала на стремянку, загораживавшую дверь черного хода во двор.
— Зачем здесь лестница?
— Лампы меняем, — ответил дворник. — Во всех домах. На те, что электричество экономят.
— Это вы оставили здесь лестницу?
— Нет, это, наверное, Садык, — дворник-таджик глянул на светильник над дверью. — Поменял уже, а лестницу потом хотел забрать, она тяжелая.
Они вышли из парадного на улицу.
Катя увидела уйму народа. На грохот и падение горшков с цветами вышли поглазеть любопытные Патрики. Были тут и продавщицы из соседнего цветочного магазина «У царевен» — они печально разглядывали сломанные цветы на асфальте. И официанты кондитерской, и сотрудники галереи «Дом на Патриарших».
Регина стояла рядом с дочерями. Возле нее крутился еще один дворник-таджик, качал головой, сокрушенно цокал языком, пинал ногой в кроссовке осколки керамики.
Все выглядело настолько по-московски — безмятежно и одновременно суетливо, запоздало, заполошно…
Катя глянула вверх — пятый этаж без цветочного ящика так и зиял.
Несчастный случай?
Там же негде спрятаться. Не испарился же тот, кто это сделал…
Неужели совпадение? Неужели случайно все вышло?
Катя думала, что делать — звонить прямо сейчас Гущину и вызывать сюда, на Патрики, бригаду криминалистов, чтобы те обработали и осмотрели окно? Или же…
Ее взгляд упал на Пелопею. Она смотрела на щепки и осколки, на сломанные цветы. Ее одутловатое лицо выражало полное равнодушие. Вот она достала из кармана куртки конфету, развернула ее, положила в рот и стала жевать. Затем она сказала что-то матери. Регина выглядела растерянной и испуганной. Но она кивнула Пелопее, соглашаясь.
Кате показалось, что девушки сейчас уйдут, продолжат свой путь. И она решила пока оставить окно и упавший ящик, не звонить Гущину, не поднимать всю эту бузу с криминалистами так явно. Не пугать их.
— Чудом никто не пострадал, — сказала она Регине. — Надо быть осторожнее.
Регина пристально посмотрела на нее.
— Так вы сказали — у Пелопеи еженедельный визит к психотерапевту? — спросила Катя. — Всегда в одно и то же время она выходит?
