Катя по плашкам поползла на улицу. Ее шатало.
На крыльце кто-то крепко подхватил ее под руку. Это оказался Клавдий Мамонтов. Он был бледен.
— Впервые такое видите? — спросила его Катя.
— Если не считать моего покойного работодателя, — ответил он.
— Четыре, — Катя подняла к его лицу руку с растопыренными пальцами. — Уже четыре трупа. Почему там женщина? Кто она такая?!
— Не знаю, — ответил Клавдий. — Подождем результатов.
Ждали больше часа. Из Бронниц приехали еще эксперты, ждали экспертную лабораторию ЭКУ из Москвы.
Затем один из оперативников сказал, что можно войти, но двигаться только по проложенным плашкам.
Катя шла следом за Мамонтовым. Эксперты работали в подвале. Катя понимала: осмотр будет продолжаться несколько часов там, внизу, затем трупы начнут извлекать на поверхность.
Полковник Гущин стоял на пятачке, выделенном экспертами на полу кухни. Здесь криминалисты трудились вовсю.
Полковник Гущин оглядывал залитый кровью стол и пол, плиту с чугунной сковородкой. Он был сосредоточен и молчалив.
— Кто жертвы? — спросила Катя.
— Эксперты говорят — судя по останкам, мужчина лет тридцати и женщина лет шестидесяти пяти.
— Пожилая?!
— Федор Матвеевич, поднимитесь наверх! — послышался со второго этажа голос оперативника.
Они начали осторожно подниматься по деревянной лестнице. Пятен крови здесь не было.
Наверху — три просторные комнаты. Первая — женская спальня с покрытой пылью новой современной мебелью, дешевой, из ИКЕА: узкая кровать, комод у окна, платяной шкаф с женской одеждой — байковые цветастые халаты, шерстяные кофты, шерстяные брюки.
— Здесь документы в комоде — паспорт на имя Воеводиной Антонины Ивановны, шестидесяти пяти лет. Уроженка Углича. В паспорте — прежний адрес, угличский, и здешний — поселок Дятловка, домовладение номер…
— И здесь тоже документы, в мужской сумке, — откликнулись снизу оперативники. — Мужская сумка валяется под столом на кухне. В ней предметы личной гигиены и документы на имя Артема Воеводина — паспорт и водительские права.
— Мать и сын, — сказал Гущин. — Оба убиты.
Соседняя комната явно была спальней Артема Воеводина. Пыльная, затхлая, но в полном порядке. Убийца сына и матери сюда не заходил. Третья комната была вообще пустой, лишенной мебели.
Гущин, а следом за ним Катя и Клавдий Мамонтов снова спустились вниз.
Гущин по плашкам пошел на террасу.
— Ну что? — крикнул он в подвал экспертам.
— Федор Матвеевич, можете спускаться, только осторожно.
Он начал неловко спускаться по лестнице, держась за перила. Катя на ватных ногах подошла к темному провалу подвала. Внизу при свете электрических фонарей копошились эксперты. Вонь старой могилы, кажется, стала еще сильнее.
Катя наклонилась и увидела…
Нет, лучше отвернуться.
Кости, ошметки кожи, заскорузлая от крови истлевшая одежда.
Оскал черепа, словно ухмыляющегося ей из темноты.
Эй, крррррасавчик!
— Какая давность? — хрипло спросил Гущин.
— Годы, — ответил старший группы экспертов.
— Три года?
— Три года.
— А причина смерти?
— Рубленые раны, нанесенные топором. У женщины — открытая черепно-мозговая травма, ставшая причиной смерти. Других рубленых ран нет. А у парня…
— У Артема Воеводина? Что у него?
— Тоже рубленые раны головы, перелом костей черепа и костей лицевого отдела. Но еще у него… — эксперт поднял голову и встретил испуганный взгляд Кати, пялившейся на них сверху.
Он наклонился к Гущину и зашептал ему что-то на ухо.
Полковник Гущин тихо охнул.
— Зарубили топором. — Клавдий Мамонтов снова поднял Катю и поставил на ноги. — А где топор?
— Здесь, на новой террасе. Его, видно, сюда зашвырнули. Мы нашли его за рулонами рубероида и вагонкой.
Оперативники упаковывали в пластик небольшой, аккуратный, но весьма увесистый топор.
— Зарубили топором, как и Кравцова, как и Быкову. — Катя чувствовала себя так плохо, что еле шевелила языком. — Что же это такое? Кто же это сделал?!
Клавдий Мамонтов тихонько повернул ее лицом к двери той из нижних комнат, где был разгром. Сотрудник розыска показывал жестом — пройдите сюда.
Катя двинулась вперед.
На валике дивана были разложены для фотографирования два предмета. Черные женские кружевные стринги. И изящная, потрясающе красивая, дорогая туфелька из тех, что называются «мюли» — туфелька без задника из мягкой кожи и атласа, расшитая стразами. Пыльная желто-золотистая туфелька-мюли фирмы Гуччи, стоящая очень дорого, вся сплошь покрытая бурой засохшей кровью.
— Нашли внутри диванного покрывала, — сказал оперативник. — Видно, замотались в эту тряпку, когда покрывало сдергивали на пол.
Катя смотрела на кружевные трусики и туфельку. Она ощущала, как по спине ее ползет холод, леденящий холод ужаса и прозрения.
Но еще больший страх она испытала, когда полковник Гущин вылез наружу.
— Что? — спросила она его. — Что вам внизу сказал эксперт?
Гущин поднял руку — не сейчас.
— Нет, сейчас, что вам сказал эксперт? Там вещи нашли — туфлю и трусы. Это ее вещи. Они в крови.
— У Артема Воеводина, кроме рубленых ран головы и лица, вскрыта грудная клетка, — тихо сказал Гущин. — Разрублена топором.
— Разрублена?!
— Был извлечен внутренний орган. Сердце вырубили у него из груди.
Глава 44
Кухня
Катя стояла у облупленного, выкрашенного в синий цвет глухого забора, почти уткнувшись в деревянные плашки лицом. Ее тошнило, и она опасалась, что ее вырвет на глазах у опергруппы, на глазах у Клавдия Мамонтова.
Он стоял, прислонившись к забору спиной, смотрел на дом из темных бревен, с решетками на окнах и недостроенной террасой.
В лесу за забором заполошно стрекотала потревоженная сорока.
— Их не хватились. Три года сюда никто не заглядывал, — сказал Клавдий Мамонтов, обращаясь больше к дому, чем к Кате. — Дом на окраине поселка, в лесу, на отшибе. Заперт на замок. Соседей близких нет. Электрики приехали и просто обрезали провода, когда долги накопились. Все считали, что дом заброшен, хозяева не приезжают. Опера в Бронницах тогда после аварии все проверяли — ни убийств, ни нападений. А он и его мать лежали мертвые в подвале.
Кто же их убил?
