— Что?
— Как-то справляется с ситуацией. Они все начали справляться с ситуацией. Каждый по-своему.
Катя пыталась осознать то, что рассказала ей рыжеволосая женщина. Но мысли ее путались.
В дверь раздался звонок — динь-дон.
— Кто это там еще? — Сусанна подскочила на диване, затушила сигарету. — Неужто Регина? Из больницы вернулась? Сидите здесь, я не хочу, чтобы она видела вас у меня в доме.
Она затушила сигарету в пепельнице и направилась через свои просторные апартаменты в холл.
Катя осталась на диване. Она все никак не могла переварить то, что сейчас услышала.
Гаврила…
Не отец, как в мифе о Пелопее и ее отце…
Брат…
Не родной, а сводный брат.
Обручальные кольца, про которые они с Клавдием знали, и…
Свадьба…
Как там говорилось? — Как корабль вы назовете, так корабль и поплывет. Только вот кораблик по имени Пелопея плыл не туда, куда они думали, — без руля и без ветрил, по своим собственным, немифологическим законам. По законам семейного хаоса и…
Чего еще?
Катю внезапно сковал ужас, как в доме в Дятловке, когда полковник Гущин сказал ей о…
Сердце любовника…
Это не миф, это ведь… это было на самом деле!
Она услышала звук открываемой входной двери и негромкий возглас Сусанны:
— А, это ты… Девочка моя, что так позд…
Потом раздался придушенный вскрик.
Потом что-то упало — мягко и глухо, стукнувшись об пол.
Шепот. Возня. Какое-то сопение — там, в холле, у входной двери.
Катя вскочила на ноги.
Что там происходит?
Она хотела было окликнуть Сусанну, но что-то — возможно, инстинкт самосохранения, инстинкт близкой грозной опасности — остановило ее.
Стараясь ступать неслышно, она подкралась к двери мастерской. Отсюда холл был как на ладони.
Она увидела рыжеволосую женщину, распростертую на вощеном паркете.
А рядом с ней…
Катя ощутила, что у нее темнеет в глазах.
Грета по-лягушачьи сидела на корточках возле Сусанны, вцепившись здоровой рукой ей в волосы и пыталась повернуть ей голову.
Рядом стоял Гаврила — сутулый, в спортивной куртке, в шерстяной шапке, в резиновых хирургических перчатках. В руках его — что-то увесистое, замотано тряпкой и полиэтиленом.
На Грете — тоже хирургические перчатки.
— Разожми ей зубы. Таблетки… они на языке растворятся. Я потом камеру дверную испорчу. У нее в крови обнаружат колеса. Я тащу ее в ванную. Включи воду. Там немного надо сначала — я буду держать ей голову, она захлебнется. Потом мы, как обычно, наполним ванну. Это будет выглядеть как несчастный случай — передоз в ванной, мол, она захлебнулась. Ударилась о борт головой. Иди в ванную, включи воду. Я притащу ее туда. Она умрет через пять минут, захлебнется. В легких воду найдут. Она никому уже ничего не скажет. Перестанет болтать. А мать — наша мама, Грета… Она нас любит. Она тоже никому никогда ничего не расскажет о нас.
Он быстро бормотал это, но Катя слышала каждое слово.
Грета пальцами в резине протолкнула в рот беспомощной оглушенной Сусанне несколько таблеток. Гаврила вцепился ей в плечи, приподнял, потащил мимо гостиной, кухни.
— Полироль для пола, — процедил он сквозь зубы. — Прыскай, протирай тряпкой. Они тут будут все осматривать — чтобы никаких наших следов, никаких частиц, полироль все сотрет.
Грета встала с корточек на тощие ноги и ринулась в ванную. Через секунду там загудела вода.
Катя, скорчившись у дверей мастерской, лихорадочно думала, что делать. Этот внезапный хаос, обрушившийся на нее…
В этом деле все — хаос и смерть…
Съеденное сердце…
Они, эти двое — брат и сестра…
Двое против одной. Что у них еще в запасе, кроме таблеток, перчаток, монтировки в тряпках? Шприц с ядом, который обездвиживает в момент? Тиопентал натрия? У нее — никакого оружия. В мастерской — ничего, что могло бы за него сойти. На кухне, в ящике, наверняка есть ножи. Мстительница Жанет когда-то нашла там свое оружие. Но кухня рядом с ванной! Она здесь как в ловушке. Что делать? Броситься на Гаврилу с голыми руками?
Он, сопя, волок тело Сусанны по полу. Грета, согнувшись в три погибели, шла за ним с тряпкой, смоченной полиролью, вытирала пол.
Катя решила: как только они скроются в ванной, она метнется в кухню. Да, они ее сразу увидят, но у нее будет, по крайней мере, что-то в руках, чем можно обороняться и нападать. Спасти рыжую женщину. Попытаться остановить их и…
В кармане ее куртки зазвонил мобильный.
Она знала, кто это.
Клавдий Мирон Мамонт — преодолев пробку, он приехал к дому Сусанны. Он где-то там, на Малой Бронной или в Спиридоньевском. Но он ничем не может помочь ей сейчас, если только…
Она выхватила телефон из кармана куртки и…
Заскрипел вощеный паркет.
Бросив тело Сусанны, Гаврила в три прыжка очутился возле двери гостиной. Отсюда дверь в мастерскую была отлично видна.
Он увидел Катю.
Его взгляд.
Порой одной секунды достаточно, чтобы определить, что человек не в себе. Бешенство, страх, ярость, подозрительность, торжество, беспощадность, решительность.
Он не крикнул: а, это ты! Не крикнул: убью! Он лишь крепче сжал побелевшие губы. От его узкого лица отлила вся кровь. Но Катя сразу поняла: он ее убьет. Он не оставит ее в живых. Он перегрызет ей горло, как зверь. Потому что не в его правилах — сейчас и тогда, три года назад, — оставлять свидетелей.
Грета взвизгнула от ужаса, увидев Катю в дверях мастерской с мобильным в руках, который снова зазвонил, затем переключился на голосовую почту.
Гаврила бросился вперед, но Катя опередила его на долю секунды — она метнулась в спальню Сусанны, захлопнула дверь и…
Гаврила ударил в дверь ногой. Она навалилась на дверь всем телом. Он бился о дверь снаружи.
— Она нас видела! — шипела Грета. — Она… мы пропали… мы в дерьме! Слышишь ты, мы в полном дерьме!
Гаврила снова ударил плечом в дверь. Катя еле удержала ее. Створки затрещали под градом ударов. Она зацепила ногой белую деревянную подставку для вазы — ваза грохнулась на пол. Она схватила эту подставку и засунула ее ножку между ручкой двери и притолокой.
Удар в дверь!
Треск!
Хрупкая подставка треснула сразу же.
Катя метнулась мимо кровати.
