Наконец-то мне понравилась легенда. Жадного мельника совсем не было жалко.
И ещё я подумала, что у него наверняка были дети, которым очень хотелось рисовать. А он жадничал и не покупал им бумагу, краски и кисточки. Зато, когда он заболел, они бросились разрисовывать мельника зелёнкой. Скоро весь он стал в горошек. Соседи заглядывали в окно и смеялись:
— Чучело гороховое!
Я тоже засмеялась. И уснула.
Про нехочучело
Вообще-то, меня считают послушной. И даже разные посторонние бабушки ставят меня в пример своим внукам. Я и правда чаще всего соглашаюсь с родителями. Да они же от меня всяких глупостей и не требуют! Ну… почти. Но иногда, довольно редко, на меня вдруг находит! Папа называет это приступами наоборотности. А мама говорит, что во мне просыпается нехочучело.
В эту субботу погода была просто ужасная. Мне очень хотелось пойти погулять, но на улицу невозможно было нос высунуть. Не говоря уж обо всём остальном. Тогда я стала рисовать. Рисунок получался дурацкий. Я пыталась нарисовать корову с маленьким телёнком. Но корова всё время выходила похожей на диван с рогами. А телёнок вообще ни на что не был похож. Я уже начала злиться, и тут ко мне подошла мама:
— Пошли чай пить. С сырниками.
— Не хочу с сырниками, — мрачно сказала я. — Хочу… хочу с колбасниками!
— Доченька, ну пойдём! С вареньем, а? С черничным!
— Не хочу с вареньем черничным, хочу с жареньем беличным!
Тут вмешался папа:
— Не хочешь — и не надо. Давай лучше новую книжку про животных посмотрим, которую тебе тётя Лина подарила. Смотри, книженция-то просто роскошная! А фотографии какие! Ну не куксись, ребёнок! Давай про морских свинок, что ли, почитаем? Видишь, какие забавные?
— Не хочу про морских свинок. Хочу про речных овечек!
— Ну хоть на рыбу-иглу погляди!
— Не хочу рыбу-иглу, хочу птицу — нитку!
— Птицы-нитки что-то не видать, зато полюбуйся, какая чайка! — папа продолжал листать книжку и, похоже, как раз дошёл до птиц.
— Зачем мне твоя чайка? Я чаек миллион раз видела. Вот если бы кофейка была!
— А смотри, какой попугай!
— Не нужен мне попугай! Мне нужен… мне нужен… порадуй мне нужен, вот!
— Давай я тебя малиновкой порадую? Посмотри, какая красавица. Я и не знал, как она выглядит. И ты наверняка не знаешь.
— Не хочу малиновку! Покажи клубниковку!
— Вот клубниковки, как назло, ни одной нет. Зато, — папа снова полистал книгу и заглянул в какой-то другой раздел, — есть носорог! Пойдёт?
— Никуда он не пойдёт! Не хочу носорога! Хочу этого… ротохвоста!
— Хм… ротохвоста? Вот слон есть.
— Не хочу слона! Хочу… хочу… хочу… — В голову ничего не приходило. И тут я вдруг поняла, что ужасно устала. Непонятно отчего. — Чаю я хочу. С сырниками. Можно, мам?
— Фу-у-уф. — сказала мама.
— Фу-у-у. У-у-уф, — сказал папа.
— Пошли, — сказала мама.
Я побежала за ней на кухню.
— Мам, а из земляники варенье осталось?
— Нет, — покачала головой мама, — только из мореники. Для морских девочек. Так что тебе не полагается. Садись, пей. — Она поставила передо мной чашку. — Соль я тебе уже положила.
Про весну
У нас во дворе каша из воды и снега. Но воды всё-таки больше, потому что весна. Весна-весна-весна! Я часа два бегала по двору, вот по этой самой каше, топала, брызгала, и это было так здорово, просто ух! В воздухе тоже получилась каша — из брызг и солнечного света. И мне казалось, что сама весна бегает со мной, и её золотисто-зелёное платье уже всё мокрое от этих брызг! А ещё мне казалось, что вместе с нами по новеньким лужам носятся три сына весны — март, апрель и май, обычные мальчишки, только очень весёлые и совсем не вредные. Мне хотелось, чтобы у меня были такие братья. В голове что-то закружилось, забулькало, и я крикнула:
У весны мокрое платье!
А март, апрель и май — мои братья!
И как будто радужный пузырик взлетел и затанцевал у меня над головой. Я скакала, спотыкалась и всё повторяла и повторяла эти строчки. А потом поняла, что мне надо срочно ими с кем-то поделиться. Во дворе никого не было, и я помчалась домой.
Бабушка увидела меня и возмутилась:
— Мокрая! Ты же вся мокрая! Срочно переодеваться!
— У весны мокрое платье! А март, апрель и май — мои братья!
— Что-о?
— Бабушка, это стихи! Я стихи сочинила!
И я ещё раз выкрикнула свои строчки. Радужный пузырик плясал надо мной. Дома наступила весна.
Бабушка как-то странно примолкла, быстро помогла мне переодеться, выдала горячий чай с лимоном и взялась за телефон. Я подумала, что она будет звонить маме на работу и жаловаться, что ребёнок совсем от рук отбился. Я ушла в свою комнату и закрыла дверь, но всё равно было слышно, потому что бабушка всегда громко разговаривает. Только позвонила она совсем не маме, а своей подруге Марье Михайловне.
— Маша! Ты не представляешь! Лёля сейчас сочинила стихи! Да, стихи! Да, сама! Нет, ну что ты, никто ей ничего не подсказывал. Да, ей ещё семи нет. Вот послушай.
И она прочитала мои строчки. Я не могла понять, зачем это. А дальше стало уж совсем непонятно. После Марьи Михайловны бабушка позвонила тёте Рае, Анне Ивановне, Серафиме Григорьевне, тёте Тане, тёте Кате, ещё кому-то, ещё кому-то, ещё — в общем, всем своим родственницам, приятельницам, подружкам и просто знакомым тётенькам. И всем читала про весну в мокром платье. До меня доносились бабушкины слова:
— Да, очень способная девочка. Ну конечно, я занимаюсь её развитием, конечно! Ведь я же целый день с ней, я в неё столько сил вкладываю! И вот результат! Да-да, очень поэтическая натура!
Мне стало как-то кисло. Ну вот как чай с лимоном, только невкусно. И мой радужный шарик тоже скис. После каждого бабушкиного звонка он всё больше терял краски и сейчас стал совсем бесцветным.
