– Министр финансов, – произнес Волуев, правильно
истолковав мой взгляд. – Леонтьев Леонид Израилевич. Умен, ряд
теоретических работ, высоко оцененных на Западе. Десять лет прожил в США…
– А этот вертлявый с ним рядом?
– Шмаль Панас Типунович – министр труда. Его недавно
назначили, запомнить трудно. Министров труда меняют что-то больно часто… К ним
подошел Безруков – зам премьера-министра…
– Этого знаю, – сказал я, поправил себя: – По
телевизору видел.
– И Удовиченко, видите, какой красавец? Говорят, в отпуске
побывал на Западе в закрытом центре омоложения.
Я посмотрел на него с удивлением:
– Ну и что?
– Да как-то… Не принято, чтобы мужчина так уж следил за
своей внешностью. Вон там в уголочке сиротливо остановился Крутенков Тихон
Ульянович – министр энергетики. Видите, в больших очках? Прекрасный работник,
исполнительный, без амбиций… Чеботарев – тишайший рыбовик, Желуденко – это все
наши недра, флегматичный по натуре, острить не умеет и шуток не понимает, но
память у него абсолютная, работу делает, как никто…
– А этот худой и вытянутый, как цапля? Чем-то болеет? Лицо
его знакомо…
Волуев скупо улыбнулся:
– Его недавно показывали по телевизору. Скандал был. Больно
желчный, умеет ответить так, что даже ведущие теряются… Шторх – министр
нефтеперерабатывающей промышленности. Вот к нему подошел Грабовский – министр
путей сообщения. Работает недавно, но сумел наладить работу, как не делали уже
лет двадцать…
Он быстро называл и называл фамилии, имена, давал быстрые
характеристики, как в отношении работы, так и чисто житейские: эксцентричен,
капризен, взрывной, раздражительный и так далее, а я смотрел на экран, как они
все входят по одному и парами, иногда мелкими группами, большой зал сразу стал
тесным. Нет, в состоянии вместить и в десятки раз больше, но… обычных людей, а
это… это вожаки. Могучие, матерые, у каждого свое стадо. Все стали вожаками
благодаря собственной мощи, заставили других признать их власть, сейчас же
входят с улыбками на крупных лицах, но у каждого внутри готовность к бою, к
защите своего стада.
И не только к защите, мелькнула мысль. Каждый из вас готов
увести стадо другого. Это у всех лидеров в крови, это понятно, тут бы мне
самому не сплоховать, я же лидер… э-э… несколько другого плана.
Эти вожаки, министры, даже внешне отличаются от людей,
которых встречаешь на улице, в городском транспорте, в супермаркетах. Там все
какие-то мелкие, даже строительные рабочие, которым по должности положено
играть мускулами, худосочные дохлики в сравнении с Медведевым, Безруковым, его
замом, или Удовиченко, вице-премьером. Если выставить сто министров против ста
рабочих, строящих метро, то министры задавят их, как немощных котят. То же
самое и с депутатами Госдумы: быки, как на подбор, а если и увидишь где
заморыша или даже женщину, то, понятно, чтоб не обвинили в расизме…
В сторону телекамеры повернулся Леонтьев, министр финансов,
я перехватил его внимательный взгляд, невольно отшатнулся. Леонтьев похож на
капитана бейсбольной команды: крепкий, накачанный, с прекрасным загаром и
белозубой улыбкой по триста баксов за зуб, рукопожатие энергичное, крепкое,
полгода назад я бы сразу поставил на нем жирный крест: чересчур следит за
собой, картинный политик, у любого, увы, всего двадцать четыре часа в сутках:
сколько потрачено на бег трусцой и тренажерные залы – столько украдено от всего
остального. Политике же, как и любви или искусству, надо отдаваться полностью…
лишь недавно узнал, что загорает под лампой, а распускает слухи, что лето
проводит на модных курортах, примерный семьянин, что значит – на жену внимания
не обращает, но поддерживает слухи, что все по бабам, все по бабам, такие нам
почему-то интереснее и симпатичнее, с утра до поздней ночи в министерстве, даже
выходные и праздники, но, по слухам, что распустил о себе сам же, живет на две,
даже на три семьи.
– Пора, господин президент, – произнес Волуев. –
Но не лучше ли…
Мы вышли через заднюю дверь, там недвижимо сидит скромный
мужчина с черным чемоданчиком на коленях, по другую застыл работник охраны,
настолько широкий, словно три боекомплекта надел один на другой.
Я остановился перед дверью.
– Кстати, там, в моем кабинете… Нет, в комнатке отдыха, что
за кабинетом, сидят четверо из моей старой команды. Пригласите их со мной.
Волуев вскинул брови:
– В качестве… кого?
– В качестве моих людей, – отрезал я, слегка подпустив
в голос железа.
Он чуть повел головой, один из незаметных служащих тут же
сорвался с места. Вертинский, Атасов и Седых появились буквально через минуту,
сильно встревоженные. Седых сказал издали:
– Тимошенко ушел знакомиться с архивами… Но его,
догадываюсь, приведут, приведут. Что-то случилось?
– Будете командой поддержки, – ответил я.
– В смысле? – переспросил, не поняв, Седых.
– Что, не видел, как орут болельщики на стадионе? А девочки
в красных юбочках пританцовывают?
– А-а-а, – сказал Седых, – это мы с удовольствием.
Еще и споем, если надо.
Атасов перекрестился:
– А я уж решил, что нас в расход.
Мы прошлись по недлинной дуге, заходя с парадного входа,
передо мной распахнули дверь, я вошел, сдерживая дрожь и улыбку на лице.
Министры обернулись в мою сторону, я величественно и вместе с тем дружески
повел дланью в сторону огромного стола:
– Прошу занять места.
Глава 4
На столе нет кувертных карт, пусть садятся по-старому,
ничего не хочу менять в таких мелочах. Сам без торопливости, хотя привык
двигаться быстро, подошел к креслу во главе стола и опустился на сиденье. Все
нужно проделывать неспешно, это не только придает величавость, но, главное,
дает возможность успевать обдумывать быстро меняющуюся ситуацию, придумывать
контрловушки.
Вертинский, Атасов и Седых скромненько заняли места у окна
как можно дальше от стола. Там, по-видимому, садятся какие-то мелкие служащие
из эскорта.
А эти министерские слоны и медведи рассаживаются, как и я,
тоже без торопливости, прощупывая взглядами меня, слишком уж молодого, себя
ощущают одной дружной и сплоченной стаей. И потому, что уже определились с
иерархией, и потому, что появился новый зверь в стае, который претендует на то,
чтобы быть вожаком. Но одно дело победить на выборах, другое – завоевать
авторитет здесь, среди себе подобных.
Я не подобен вам, произнесло во мне отчетливо, и я сказал
неожиданно легко:
– Дорогие друзья! Знаю, большинство из вас поддерживало
моего соперника на выборах. Думаю, лишь из неверия в победу партии имортистов,
а не потому, что вам не нравятся наши цели. Так что считаю вас союзниками,
сторонниками, единомышленниками. И, ориентируясь на это, ожидаю плодотворной
работы. До сего дня правительство было озабочено, как удержаться у власти и
успеть нахапать побольше, а все население, даже высший слой, жили по принципу:
после нас хоть потоп, мир летит в пропасть, остановить никак, гуляй же, Вася,
пока можно, люби, покуда любится, хватай, пока хватается…
