Его рука обвела полукруг, я увидел в той стороне изящный
вместительный вертолет. Со всех сторон окружали рослые парни в хорошо
подогнанных костюмах, личную охрану президентов легко узнать с первого же
взгляда.
– Прекрасно, – ответил я. – Если в Париже не
дежурят исламские боевики со стингерами на плечах, то почему бы и нет? Увидим
Париж с высоты птичьего полета!
– Именно это и хочу вам показать, – сказал он с
улыбкой.
Наши взгляды встретились, оба прекрасно понимаем друг друга.
По крайней мере, в этом вопросе понимаем. Здесь нет исламских боевиков, потому
что Франция, уже вся в мусульманских анклавах, не принимает участия в
международных акциях против исламских государств. Франция да еще Германия, на
территории которой множество районов с населением из турков и курдов. Потому
удары исламских боевиков направлены против тех, кто с ними ведет борьбу: на
Россию и Штаты. Даже Англию почти не трогают, понимая, что если остановить
хозяина, то пудель в испуге забьется под крыльцо.
По удобнейшему трапу поднялись в чрево, настоящая удобнейшая
квартира для жилья, а не вертолет. Мы сели по одну сторону стола, кресла
удобные, мягкие, но не чересчур, все-таки для деловых поездок, а не бордель с
девочками. Этьен заговорщицки подмигнул:
– Наши советники займутся бумагами, а мы посмотрим на город…
Это чисто мужской взгляд, верно?
– С удовольствием!
Пол мягко качнулся, строй блестящих ребят почетного караула
пошел вниз. Этьен улыбнулся:
– Это первый у меня такой вертолет. Ни тряски, ни грохота!
– Готов поверить, – сказал я, – что у вас
изобретена антигравитация!
– Да, – кивнул он, – в нашей стране теоретическая
физика традиционно сильна. Хотя, конечно, утечка мозгов серьезно замедляет ее
темпы…
Я развел руками:
– Они бегут не к нам. Увы, у нас та же проблема. Если не
сильнее, чем у вас.
Мы улыбались вежливо, эту часть разговора можно подверстать
к графе не просто «обменялись мнениями», а «нашли полное взаимопонимание». Без
объяснения, впрочем, по какому вопросу. Просто по ряду вопросов нашли полное
взаимопонимание.
– Все мы живем во взаимопроникающем мире, – проговорил
я. – В моей стране многие из высоколобых перестали смотреть французские
фильмы, когда на смену тонкому, изящному французскому юмору, неповторимому и
отточенному, пришли эти кривляющиеся клоуны… Как их, а, Луи де Фюнес, и не
стыдится позорить частицу «де», тоже мне – дворянин, Пьер Ришар… Правда, общая посещаемость
французских фильмов возросла. Понятно, за счет извозчиков, которым именно такой
юмор понятен.
Он кивнул, в глазах грусть:
– Что делать, это и есть издержки демократии. Голосуют, как
у вас говорят, рублем. Но сейчас, я слышал от своего атташе по культурным
вопросам, положение выравнивается?
– Точно, – сказал я торопливо, – как раз и хотел
об этом сказать! Причем без потери посещаемости, что удивительно. Даже нашим
извозчикам осточертели голливудские боевики, похожие один на другой, как желуди
с одной ветки. Уже все ржут над их штампами, дуростью, хотя, если честно,
смотрят, гады, а французские фильмы… заметьте, без всякого выделения им
какой-то форы, за последние три-четыре года удвоили, а в столице и вовсе
утроили свое присутствие!
Он засмеялся, с удовольствием потер ладони одну о другую,
словно прямо в вертолете пытался разжечь огонь.
– А знаете, чего это нам стоило? Французское киноискусство
едва не рухнуло. Мы поступили не совсем, так сказать, демократично, чем вызвали
недовольство за океаном: поддерживали свое кино финансами, а в кинотеатрах
ограничили показ американских фильмов. До дебатов в парламенте доходило,
правительство обвиняли… в чем вы думаете?
– В фашизме, – ответил я уверенно. – Старый козырь
дураков, которым размахивают так часто, что сами же и деноминировали.
– Вы правы, в фашизме. И еще во многих нехороших вещах.
Заодно, чтоб жизнь медом не казалась. Но – выжили. Теперь даже наши извозчики,
как вы их называете, наконец ощутили, хотя пока что смутно, что наше кино
все-таки выше классом. Хотя голливудское, при всей пустоте, все же зрелищнее.
Но мы, правительство, решили не поддаваться этому требованию народа: panem et
circenses, хотя, конечно, это отступление от демократии… Кстати, как вам это
зрелище?
Я придвинулся к окну. Внизу совершенно бесшумно проплывает
центр Парижа, так тихо, словно мы двигаемся на воздушном шаре. Ощущение такое,
словно несметная стая белоснежных лебедей опустилась на синюю гладь бескрайнего
озера: ветерок весело треплет бело-сине-красные флаги России на всех столбах,
домах, у входа в магазины. Вообще, нет такого места, куда бы могли прикрепить
флаг и не прикрепили.
– Невероятно, – ответил я искренне. – Честно
говоря, не ожидал. Спасибо! Ей-ей, щас выроню скупую мужскую слезу.
– Не надо, – предупредил он весело. – Прожжет пол,
а потом кто знает, что натворит… А посмотрите вон туда! Видите массивное здание
красного цвета? Из красного кирпича, но оно не случайно такое красное!
– Почему?
– Это здание Коммунистической партии Франции. Как вы знаете,
это была самая крупная коммунистическая партия Европы.
– А сейчас?
– Не поверите, но и сегодня самая-самая, хотя уже не столь
мощная. Правда, в других странах вообще завяли. Ваш генсек Сталин был первым,
кто принял дела России близко к сердцу, кто принялся укреплять именно ее, а не
пытаться совершить мировую революцию, как пытались Ленин и Троцкий. Наша
компартия была создана еще при Ленине, но разрослась при Сталине. Когда весь
мир принялся поддерживать и помогать первому в мире государству, взявшему курс
на построение справедливого строя! Весь мир, в смысле, лучшие люди всех стран
тогда поддерживали СССР, мы об этом говорим с гордостью. Во всех странах вслед
за Францией создавались коммунистические партии, что вели пропаганду идей
коммунизма…
Я слушал внимательно, переспросил:
– Проводите параллель? Имортизм победил в России, а в
остальных странах обломает зубы?
– Насчет других не знаю, – ответил он легко, даже
слишком легко, – но у нас, увы, имортизм не пройдет. Хоть и говорят, что
Франция – полицейское государство, но для французов имортизм – слишком далеко
от демократии.
– А если люди выберут сами? – спросил я.
– Фашизм тоже выбрали сами, – возразил он живо. –
И Гитлер не захватывал власть, его избрали на честных и открытых выборах
абсолютным большинством голосов! Но по фашизму нанесен удар такой колоссальной
силы, что теперь на все, что нужно опорочить, достаточно указать пальцем и
крикнуть: «Фашизм!», чтобы моментально было уничтожено, смешано с грязью, оплевано.
Неважно, что фашизмом можно назвать и ловлю бабочек, срывание цветов, любование
вечерними закатами… к примеру, приплести, что Гитлер был неплохим художником и
часто рисовал закаты солнца. Как вы понимаете, для меня идеи имортизма очень
привлекательны, но я – политик, более того – выражаю волю избравшего меня
народа. А народ, сами понимаете, из чего состоит и чего жаждет… Потому вам так
и завидую!
