– Именно имортизма?
– Да, они выдвинули на пост губернатора профессора
молекулярной биологии Макса Айронфиста, называющего себя имортистом. Он создал
кружок по изучению имортизма еще в прошлом году, за это время кружок разросся в
могучее общество со своим банком, счетами, филиалами, а сейчас Айронфист
выступил со своей программой…
– Что-то особое? – спросил я.
– Нет, кроме названия, где присутствует слово «Юта», а так –
наша программа. Мормоны сперва приняли в штыки, но прочли, прониклись, заявили,
что отдадут свои голоса Айронфисту. А они люди твердые, как сказали, так и
сделают…
Вертинский слушал вполуха, уже передвигался у карты мира,
по-старинному втыкал булавочки с красными флажками, любовался. Волуев покрутил
носом, слишком уж допотопно, наши программисты специальную программу создали
для этих целей, на большом экране можно масштабировать, сказал задумчиво:
– Вы правы, господин президент, самые крупные общины
имортистов начали создаваться там, где наиболее… прогнило. Не буду указывать
пальцем, но даже в не до конца прогнившей Франции, к примеру, имортистов за
последний год стало на сто двадцать тысяч больше…
Вертинский обернулся, сказал кровожадно:
– Вы в процентах, пожалуйста, в процентах!
Волуев фыркнул:
– Зачем?
– В попуга… в процентах больше!
– Предпочитаю точные цифры, – отрезал Волуев. Посмотрел
на меня за поддержкой: – И господин президент предпочитает.
Вертинский обратил укоряющий взор в мою сторону:
– Вот видите? Очковытиральщик! Или втиральщик? Неважно, в
любом случае пыль в глаза и дух в ноздри. Конечно, в прошлом году их было всего
двадцать тысяч, так что за год шестьсот процентов роста!.. А если взять
позапрошлый год, когда ни одного… Ладно-ладно, вы поняли. А вот в Штатах их за
первый год под миллион! Простите, если наступлю на больную мозоль, но это
больше, чем у нас, в России…
Волуев буркнул:
– У них и коммунистов было больше. Как и в Германии или
Франции. Но власть взяли именно в России! Ох, не к добру это…
– Что не к добру?
Волуев с неопределенностью во взоре пошевелил пальцами в
воздухе, то ли вязал магическую криптограмму, то ли проветривал их после того,
как почесал в районе развилки.
– Да это все…
Мне надоело слушать их перепалку, хлопнул ладонью по столу,
поднялся, чувствуя во всем теле злую бурлящую энергию, что криком кричит,
просит выхода.
– Ну что, беремся за главное?
– Наливайте, господин президент, – подхватил Вертинский
с готовностью.
Волуев бросил холодный взор на перебежчика в стан
простонародья.
– В первый год в Штатах было под миллион, –
констатировал он. – Сейчас там около семи миллионов. Это вся научная и
техническая элита, небольшая часть культурной… Треть политиков, да-да, они
понимают неизбежность имортизма как результат взросления всего человечества,
есть у нас данные и по отраслям, профессиям. Медики лидируют…
Я прервал:
– Это частности. Прогнозы на этот и следующий год?
Волуев раскрыл ноутбук, на большом экране сразу появились
таблицы, графики. Он посмотрел на наши лица, развел руками:
– Мне трудно без цифр, но ладно… попробую. На этот год можно
не прогнозировать, его осталось меньше четырех месяцев. Вторжение в Россию с ее
расчленением стало весьма проблематичным. Слишком много стран против, но Штатам
это до лампочки, гораздо важнее то, что слишком многие против в самих США. И не
слесарей да негров: когда надо – Белый дом с их мнением не считается, а именно
высоколобых из высших сфер. Не из симпатии к русским, в гробу они всех нас
видали, но имортисты не хотят воевать против имортистов. Это значит ослаблять
свой же мир. Общий мир имортистов. Другое дело – Восток…
– Ну-ну, – сказал Вертинский, оживляясь, – что
там?
– Доктрина имортизма в действии, – ответил Волуев
просто. – Великие идеи безжалостны!.. Это пережиток детской и наивной
политкорректности, когда полудикий вождь сидит на нефтяной скважине, где
половина всех запасов нефти планеты, а могучие страны с поклонами уговаривают
его продать за любые деньги и любые блага эту нефть, ибо без нее они просто
погибают! А если учесть, что и саму нефтедобычу они там организовали, дикарь
этого никогда бы не сумел… Словом, планета принадлежит имортистам. И все ее
запасы.
Вертинский буркнул:
– Это и есть тот случай, когда страны сбросят излишек… да
что там излишек, можно все свои крылатые ракеты и умные бомбы использовать в
этой последней войне! Больше они не понадобятся. А для отражения возможного
вторжения инопланетян будем разрабатывать оружие совсем другого рода.
Сегодня я не выдержал, вышел навстречу жаркому августовскому
солнцу, подставил лицо лучам, в то время как глаза жадно ловили все
появляющиеся фигурки со стороны ворот.
Недавно политые каменные плиты блестят, в крохотных лужах
отражается небо. Я засмотрелся на нестерпимо блестящие золотые луковки церквей,
а когда опустил взгляд, от ворот в мою сторону катил автомобильчик, скорость
все сбрасывал, а когда подъехал ближе, остановился, словно в нерешительности.
Вместо того чтобы открыть дверцу со стороны водителя, я
дернул с правой стороны, в лицо пахнуло перегретым воздухом.
– Привет, – сказал я и сел, чувствуя радость и печаль
одновременно. Автомобильчик после моего лимузина показался крохотным. Таня
предпочитает крохотные, такие проще парковать на улице. В этой металлической
коробчонке, прогретой солнцем, наполненной жарким воздухом, я еще сильнее
ощутил волны тепла, исходящие от ее разогретого сильного тела. Она искоса
посматривала, как я втянул вторую ногу, а у меня по телу прошла странная дрожь,
совсем не то, что называется сексуальным возбуждением, не то, хотя моментально
мелькнула картинка, как мы в этом же автомобильчике занимались уже и на заднем
сиденье, и на переднем и как раньше она деловито приводила в норму мой
гормональный баланс во время езды по оживленной городской улице. Не ради
чего-то там экстремального, хотя теперь есть даже такие клубы, а просто в
порядке дружеской услуги, чтобы очистить мозги для философии.
Идиот, подумал я мрачно. О чем мыслишь, скот? Перегрелся,
слишком много жареного мяса поел или в организме недостает каких-то минералов?
– Как я по тебе соскучился! – сказал я. – Еще в
самолете, когда летел из Франции, тебе звонил… ты почему не отвечала?
– А ты хотел бы, чтобы я тебя встретила в аэропорту?
– Хотел бы, – ответил я уныло. – Где твой пропуск?
– Возьми в бардачке, – ответила она.
– Как он открывается?
– Ты прав, с трудом.
