Медведев помялся, развел руками:
– Да, этого во мне… ну, скажем, мягко, по кадык.
– У всех у нас его по кадык, – ответил я с горечью,
удивившей меня самого, ведь, казалось бы, уже насмотрелся, навидался,
напробовался. – Но мы давим в себе этого скота, а вся наша, мать ее,
культура направлена на то, чтобы выпустить из человека этого скота! Вот и
схлестнулись сейчас эти две силы: дисциплины и своеволия… Слишком уж много
этого своеволия, Игнат Давыдович!.. Я все надеюсь, и все мы надеемся, что не
придется применять оружие. Ведь когда против так много… это уже не просто кучка
хулиганов, это даже не бунт или мятеж, а это… восстание. А настолько ли мы
кардиналы ришелье и нотингемские шерифы, чтобы стрелять в робин гудов и
д’артаньянов?
Никто не ответил, а Медведев, в которого я вперил взор,
виновато развел руками:
– Хорошо бы, чтобы настолько… но не знаю, не знаю…
Я сказал горько:
– Я не знаю, как заставить человека жить праведно, чтоб не
силой. Чтоб он сам, добровольно…
Вошел Казидуб, нахохленный, хмурый, похожий на большую
толстую сову.
– А, – сказал Мазарин насмешливо, – поздняя
пташка! Глазки, видите ли, протирает…
Казидуб буркнул:
– …а ранней уже клювик начистили. С вами, Игорь Игоревич,
идти в разведку все равно что сразу сдаться! Там, где раки только зимуют, мы, к
вашему сведению, живем круглый год. Многое можно заставить человека сделать по
собственному желанию, что значит – добровольно. Проголосовал же этот человек за
имортизм?
– Некоторым мало праведно жить, – возразил Мазарин, он
развел руки: – Они ж, заразы, хотят еще и кушать… А имортизм так это туманно
намекнул, что вот-вот можно будет не просто жрать, но жрать – вечно.
Казидуб покачал пальцем из стороны в сторону:
– Не надо делать удивленных движений руками! Можно кушать
сытную и здоровую пищу, а можно жрать хрен знает что экзотическое, пойманное на
дне Тихого океана, вредное и противное, но зато редкое, за чем гонялись
двенадцать экспедиций! Надо есть редко, но мало. Или мыть руки вместо еды. Вы
уж тут не тушуйтесь, смело принимайте компромиссное решение, мол, кормить народ
будем, но – полезно! Не перекармливая. И без всяких буржуазных излишеств, вроде
коньяка наполеоновских времен в длани господина Романовского.
Мазарин взглянул на Казидуба искоса:
– Вот уж воистину: редкий трамвай доплывет до середины
Днепра. Скажите, Михаил Потапович, вы в мультфильмах не снимались? Больно на
Бэтмена похожи… Мы все погрязли в чистоте и уюте, отказываться от такого
демократического непотребства будет непросто, видно по этому всплеску
праведного народного гнева. А всякое решение старых проблем порождает новые. У
нас из-за казидубов бег по граблям вообще стал национальным видом спорта. А то
опять будет: хотели как лучше, а получилось под себя…
Казидуб с самым нравоучительным видом помахал перед лицом
Мазарина пальцем:
– Человек может отдать за свободу все. Даже свободу. В этом
и заключается искусство политика. Так трахнуть народ, чтобы он еще и твои
портреты на стены вешал! Вон на недавних выборах в Испании…
Мазарин досадливо отмахнулся:
– Ну что говорить про испанцев, если у них мужики – Хуан,
Хулио, Педро да Гомес, а бабы – Кончита и Хуанита? Давайте лучше о наших
баранах.
Медведев насупился:
– Это вы о ком так неуважительно? О великом русском народе?
– Почему неуважительно? О русских везде уважительно. Даже
надпись на вратах в Царствие Небесное гласит: «Инвалиды и русские – без
очереди». А в Палате мер и весов хранится бутылка русской водки, как эталон
единицы измерения работы и заработка!
Глава 11
Со стороны Останкинского пруда двигалась не только самая
многочисленная толпа, но и самая агрессивная, что понятно – почти сплошь
молодняк, счастливый, что их ведут лично кумиры: Рэнд – чемпион мира по плевкам
в длину, Роланд Прекраснолицый – чемпион Европы по плевкам в цель, Хрененко – ведущий
ток-шоу «Кто кого трахнет быстрее?», а также с десяток поп-звезд, за которыми
двигались молчаливые, хоть и улыбающиеся менеджеры, им наша деятельность
подрезала крылья и лишила возможности пополнять швейцарские счета на сотни
миллионов долларов ежемесячно.
Интеллигенция, как обычно, оказалась разодранной на две
неравные части: меньшая осталась дома из-за симпатии к имортизму, но
большинство решило выйти на демонстрацию протеста. Неважно, что правительство
действует в целях расцвета именно интеллигенции, но уж очень силовыми методами,
а это как-то не так-то, надо бы, чтоб иначе, не так, а как, пока непонятно, но
зато понятно, что не так, вот для этого и надо выйти на улицу с плакатами, где
воспарят гневные надписи: «Не позволим!..», «Не допустим!..», «Полную
открытость и полную свободу выбора!»
Медведев сказал со злостью:
– Эх, когда смотрю на демонстрации в какой-нибудь зачуханной
Германии, душа радуется!.. Как только демонстрация фашистов – навстречу сразу
же антифашисты, когда колонна глобалистов – их уже ждет заслон антиглобалистов.
Полиция только наблюдает за дракой да потом подбирает орлов с самыми разбитыми
харями. Или как гомосеков пуритане пиз… словом, выражают им неодобрение.
Красота! Я даже записал для себя в отдельный файлик. Уже внукам показывал.
– Ну и как внуки? – поинтересовался Потемкин.
– Одобрили, – ответил Медведев с гордостью. – У
меня здоровые внуки.
– А сейчас они где? – поинтересовался Леонтьев. –
В какой демонстрации?
Медведев сказал оскорбленно:
– Вы за своими смотрите!.. И вообще, что-то собираетесь
делать или пусть идут? Так они ж и Кремль сметут, как песочный домик! Это и
есть простой народ, который… прост, несмотря на свои банки, особняки, яхты,
самолеты. И жизнь им нужна простая: жрать и трахаться без помех. А мы им,
сволочи такие вот, мешаем, куда-то к звездам тянем, а звезды им и на хрен не
нужны. Вот сейчас и зазвездят нам…
Шмаль сказал нерешительно:
– Там орлы Ростоцкого и Мазарина уже разворачиваются на
перекрестках. Эти ребята дадут отпор…
– Дадут ли, – переспросил Романовский задумчиво, –
если на них попрут тысячи и тысячи? Да еще впереди молодые бабы! Голые!
Шмаль засомневался так явно, что даже голос завибрировал:
– Если голые, то… гм… у меня бы рука не поднялась. Что
угодно, но только не рука с автоматом. Но если Родина даст приказ…
Ростоцкий поморщился:
– Прошли те времена, когда Родина отдавала приказ, а мы
отвечали: есть! Теперь даже рядовой солдат, выслушав приказ, начинает
размышлять: а как этот приказ согласуется с принципами свободы личности, а не
является ли это реакцией подсознания на скрытые мотивы детских страхов, на
комплекс Эдипа и подавленные воспоминания о жестоких родителях?.. Так что у
меня надежды мало на одемократьенную милицию и даже армию.
