Имортизм же дает возможность объединить усилия. Человек, не
мыслящий жизни без духовной дисциплины, с изумлением и радостью видит, что он
не одинок. Люди, подобные ему, наконец-то сделали то, что давно должны были
сделать: объединились, выработали общую программу и, более того, взяли власть в
свои руки! И отныне человеческое общество пойдет, управляемое не животными
инстинктами, не амбициями политиков, что тоже всего лишь двуногие животные, а
наконец-то мудростью.
Так что Крутенков наш, точно наш. И Грабовский наш. И многие
другие, еще не сознающие себя имортистами, с радостью увидят, что их время
пришло.
Я ткнул в сиреневую кнопку на клаве.
– Александра, отыщи, пожалуйста, Вертинского… Как отыщешь,
сразу же сообщи.
Я не успел отключиться, как ее голос деловито и вместе с тем
щебечуще произнес:
– Он в кремлевской библиотеке этажом ниже. Вызвать?
– Пригласи, – поправил я. Добавил с восхищением: – Ты
просто чудо. Такая молниеносность!
– Стараюсь, – ответила она скромно. – Через пять
минут будет здесь. Прямо к вам или пусть ждет?
– Прямо ко мне, – разрешил я.
Глава 7
Недостаточно, сказал я себе почти вслух, во всяком случае,
пошевелил губами, что довольно нелепо, если за мной кто наблюдает, недостаточно
просто объявить себя имортистом, надо что-то делать практически полезное для
имортизма. Просыпаясь, мы всегда делаем выбор: чем заняться? Нужно всегда
принимать во внимание будущее имортизма: что из планируемого идет в русле
имортизма, что ему вредит?
Имортизм – это религия, направленная на ускорение научного и
технического прогресса. И хотя будущее строится вроде бы только руками
инженеров, однако же без Цели они могут зайти далеко и не в ту сторону, так что
стойкая Вера необходима.
Имортизм – это всеобщая религия, в ней не обязательно быть
альтруистом, можно работать ради своего процветания, но обязательно, чтобы
результатами вашего успеха смогли пользоваться все желающие.
К сожалению, все религии дают ощущение значимости и цели
нашего бытия, однако подавляют интеллект, а прогресс вообще готовы остановить
вовсе. Имортизм же ориентирован именно на интеллект и прогресс человеческого
общества, на ускоренное технологическое развитие.
Имортист стремится к все большему развитию интеллекта,
мудрости, к накоплению знаний, неограниченному сроку жизни. Все препятствия,
которые мешают развитию имортиста: политические, культурные, биологические,
религиозные – считаются подлежащими устранению.
Вертинский появился малость растрепанный, мне он показался
взволнованным, лицо раскраснелось, глаза бегают, я поинтересовался:
– Надеюсь, вас не под конвоем?
– Почти, – отмахнулся он и вздохнул с завистью: – У вас
там много… интересного. А я, знаете ли, буквоед. Интересно, какими зигзугами
ходит мысль, что выдает подлинные шедевры юридической глупости… А что это у вас
такое лицо, будто зуб болит?
– Это я каноны имортизма повторял, – признался
я. – Чтобы не забыть. Садитесь, пожалуйста. Хотите кофе?.. Александра,
принесите, пожалуйста, сливок… Прекрасно, Иван Данилович, дело в том, что как
раз и надо в самом срочнейшем порядке совершить… сотворить, как правильно, провести
реформу всей юриспруденции! Это я вам уже говорил там, на Кремлевской стене,
помните? Так вот, приступайте. И все нынешние дурацкие законы пересмотрите, две
трети надо выбросить вовсе, остальные перекроить…
Его плечи передернулись.
– Нынешние или дурацкие?
– Дурацкие, – сказал я. – А что, вы сомневаетесь?
– Нет, но…
– Так делайте!
– Да, но… Как-то я себя не представляю в роли законотворца.
– Зато хорошо представляют себя те, – сказал я
недобро, – которым бы только общественные туалеты чистить. Они и
составляют, пока умные да совестливые мнутся и стесняются. Насоставляли,
спасибо! Помните, Гельвеций утверждал, что реформу нравов надо начинать с
реформы законов? Старик говорил красиво, но тут дал маху. Реформу нравов
начинают с создания веры, религии, учения или просто моды, а закрепляют уже в
законах. Что мы и должны сейчас сделать.
Его лицо посерело.
– Знаете, Бравлин, я все же интель старого склада. Умом
понимаю вас, даже сердцем… но вот разрабатывать законы для всех… гм. Да еще
явно же драконовские законы. Я, знаете ли, больше уповаю на нравственность.
Я кивнул, ответил убеждающим тоном:
– Да, нравственность справедливого человека вполне заменяет
ему законы. Но таких немного… или такие, скажем, не все. А для всех,
нравственных и не очень, должны быть законы. А так как законы пишутся для
обыкновенных людей, то должны основываться на простых правилах здравого смысла.
Он нервно хохотнул:
– Вы загнули, господин президент! Умно и сложно сказать
всякий может, а вот просто… гм…
– Что может быть проще, чем «око за око, зуб за зуб»?
Истинные законы должны быть основаны не на идеале, как вот сейчас
прекраснодушные идеалы общечеловеков, а на том, что было, что есть и что может
быть. Везде и во все времена законы размножались по мере того, как развращались
нравы. Возрастающее число болезней требует и возрастающего числа лекарств. По
числу законов впереди планеты всей идут США. Чем ближе государство к падению,
тем больше в нем законов.
Он смотрел подозрительно.
– Хотите сказать, что законов должен быть минимум?
– Да.
Он замолчал, сосредоточенно размешивал сливки. В чашке
медленно, а потом все быстрее и быстрее вращалась целая галактика, спиральные
молочные рукава вытягивались, истончались, рассеивались. Не какая-то безликая
галактика, каких триллионы, а наша родная Галактика Млечного Пути. Вертинский,
подобно Господу Богу, остановил ложечку, закрутил мировое движение в другую
сторону, и галактика рассеялась в пространстве. Наступила тепловая смерть.
– Эта задача, – проговорил он негромко, – вообще
не по плечу. Сделать универсальные законы? Так не бывает.
– Вы знаете, – сказал я мягко, – что бывает.
Именно ими руководствуемся в быту. Повторяю, око за око, зуб за зуб… Невежество
старого законодательства общечеловеков завело юриспруденцию в тупик. Мы просто
выводим свое стадо опять на дорогу! Желания и чаяния человечества облекаем в
форму простого и понятного закона. Надо только помнить, что законодатель,
вводящий законы, противоречащие законам природы… преступен. Да, преступен,
каким бы прекраснодушным ни казался! Достойными людьми, Иван Данилович, будем
править при помощи идей, недостойными – при помощи эшафотов на Красной площади.
И на площадях других городов.
Он проговорил с нервной улыбкой:
– Наказание преступников должно приносить пользу. Когда
человек повешен, он уже ни на что не годен.
