Яфет, как ни крути, родоначальник современной литературы,
поэзии, музыки, спорта, философии, ваяния и прочая, прочая, прочая. Однако
культура сама по себе не имеет самостоятельной ценности: Гитлер был прекрасным
художником, Гейдрих виртуозно играл на скрипке, а Буш мог отличить одну картину
от другой, так что культура все-таки должна быть служанкой у госпожи этики.
Для нас, имортистов, вся Вселенная, пространство и время,
звезды, планеты и человек созданы не в результате случайности. В акте творения
мироздания лежит неведомая нам Цель. Мы не можем доказать ни того, ни другого,
в этом и проявляется первый выбор человека: верить в случайность или в Цель. В
любом случае приходится верить, но этот выбор определяет весь дальнейший путь
человека.
Наука, культура, искусство – это все дело рук детей Яфета,
наделенных острым пытливым умом и тонким чувством прекрасного, но без духовных
ориентиров сынов Сима, яфетиды постепенно сбились с пути и стали служить
потомству Хама, намного более многочисленному, горластому, нахрапистому,
живущему сегодняшним днем, а это значит, что их цели и жизненные интересы
понятнее, ярче, заметнее и убедительнее.
Яфетиды, умные и талантливые, однако без нравственного
стержня симидов, недолго делали прекрасные статуи и величественные храмы для
ублажения духа, недолго занимались чистым искусством, чистой наукой: дети Хама
быстро уговорили их послужить и более примитивной части человека, то есть
заняться такой деятельностью, что дает более быстрый и сильный отклик.
С тех пор все, что придумывали яфетиды, приспосабливалось
хамидами, чтобы тешить самую примитивную часть в человеке, самую низменную,
самую животную, самую скотскую. Хамиды завладели миром целиком и полностью,
симиды затерялись где-то на крохотном участке, влияние их ничтожно, массы
потомков Хама их просто не замечают, а когда замечают – пренебрежительно
посмеиваются. Другое дело – яфетиды – это талантливейшие слуги, изобрели
автомобиль, телевизор, мобильники, компьютеры для байм, создали Интернет для
просмотра порносайтов, постоянно изобретают и создают для массы хамидов особо
гигиенические прокладки, оптоволоконную связь, чтобы порнофильмы перебрасывать
через спутники прямо на жидкокристаллические панели огромных телеэкранов,
создают новые системы ценностей для детей Хама: что-де нет ничего важнее на
свете, чем свой желудок и гениталии, не надо быть героем, высмеять и оплевать
все – хорошо, круто, нет любви, а только секс, траханье, и если трахаться всем
и со всеми, не обращая внимания на пол, возраст и даже биологический вид, то
все в мире будет о’кей, даже прекратятся войны между народами и ссоры в семьях…
Вертинский смотрел хмуро, кутался, подняв воротник, ветер не
по-летнему холодный, пронизывающий, а мы торчим на Кремлевской стене, как банки
из-под пива, расставленные для состязания в меткости.
– Первый шаг иммортализма, – пробормотал он.
Я прикусил губу. Вертинский, единственный, кто не принял
смену иммортализма на имортизм, по-прежнему упорно называет иммортализмом. Мне
самому очень не хотелось менять, но меня сперва достали знатоки, откопавшие в
истории, что иммортализм, оказывается, уже придумали сто лет назад, а потом еще
серьезнее достали всякого рода деятели, требовавшие соблюдать каноны того
древнего иммортализма.
Я отыскал в пыльных архивах все о том старом иммортализме,
подивился: молодцы ребята, но все-таки у меня другое, другое. Вас нельзя брать
даже как фундамент, потому что ваш иммортализм от простого и понятного всем
нежелания умирать, а этого мало даже для философской системы, тем более
ничтожно мало для религии. Мало ли что человек не хочет умирать? Родина велит –
откинешь копыта как миленький, еще и язык высунешь. Да и вообще только у самых
примитивных животных и демократов личная свобода и собственные прихоти
превалируют над общественными. В моей же системе человек должен жить вечно,
обязан быть бессмертным, это его долг перед обществом и Богом, а не личное
желание. Только бессмертные могут выполнить предначертание Творца. Смертный
просто не в состоянии добраться до Творителя, он должен постоянно
совершенствоваться, перестраивать свое тело, то есть изменять не только природу
вокруг себя, но и свою природу, природу человека!
Но самое главное – в том их научном иммортализме ни слова о
Творце, что сразу же превращает иммортализм в игру ума для немногих, кто вдруг
осознал свою смертность и до свинячьего писка страшится умереть. Мне по фигу,
что кто-то раньше меня сказал «а», в лучшем случае сказавшие это будут в роли
Иоанна Крестителя, но не хочу, чтобы народ путался в совершенно разных вещах,
называя их одним и тем же именем.
Наши знания ограниченны, как и опыт, потому есть ли Бог, нет
ли Его, для меня вопрос открыт. Я предпочел бы, чтобы Он был, это придает смысл
жизни, но вообще-то, по большому счету, неважно мое отношение к Богу: общее у
имортизма с любой религией самое главное, базовое: мы хотим спастись от смерти
и обрести жизнь вечную. К тому же обязательно не где-нибудь в аду на
раскаленной сковородке, а, так сказать, жизнь правильную, праведную и
достойную.
Человек был сотворен по образу и подобию Бога, значит, тоже
создан бессмертным. Во всяком случае, был таким до изгнания, но это не значит,
что таким и останется. Если мы идем к Богу, то вернем себе и бессмертие.
Помню, как я полгода назад пришел в нашу комнатку, ее начали
использовать как первый штаб нашей новой религии, сказал с порога:
– С этого дня всякого, кто скажет «имморталист», будем бить
колодой по шнобелю!..
– Колодой для рубки дров? – уточнил Атасов. – Или
мяса?
А Тимошенко сразу деловито поинтересовался:
– А что взамен?..
– Что-нибудь абсолютно новое, – сказал я
сварливо. – Достали, придурки… Ну, к примеру, этергизм… Вроде бы звучит
энергично.
– Этергизм, – повторил Атасов. – Этер – это от
eter– nity, да?.. А гизм… что-то знакомое, слышится ржание боевых коней, звон
мечей, рев боевых труб, плещется знамя Гизов… или гезов…
– Да нет, – сказал я с неловкостью, – просто
«этергизм» звучит недостаточно зычно. Надо еще звук… Или «итергизм»? Да,
итергизм – лучше. Слово кажется ненашенским, абсолютно новое, никто раньше не
слышал, но когда притрется, то станет обыденным, как «метрополитен». А со
временем еще и освятится, как нечто… нечто особенное. Мы же, как профи, знаем,
почему два веселых политика разного полу в хорошем подпитии придумали
праздновать женский день именно в марте и именно восьмого числа! Люди попроще
за эту анатомическую особенность зовут женщин даже не восьмерками, а
двустволками, но подлинный смысл сакральной цифры быстро утерян, все отмечают
этот день с очень серьезными лицами даже на самом высоком уровне! То же самое
будет и с итергизмом. Для людей попроще это слово будет звучать, как вечевой колокол,
таинственно и богозовуще, а для нас, итергистов, это просто удобный и емкий
термин.
– Итергисты? – переспросил Атасов с интересом.
Повторил, едва шевеля губами, прислушался, как оно перекатывается из одного
полушария в другое. – Непривычно… но я не старая бабка, что в штыки любое
новое слово!.. А свое неумение выговорить новый термин объясняет борьбой за
чистоту русского языка. Неплохое слово.