– Господин Потемкин, я счастлив, что вы в этом
правительстве. Я глубоко уважаю ваши идеалы и взгляды, даже если не в полной
мере их и разделяю. Все-таки вы граф, прямой потомок Потемкина-Таврического, а
я всего лишь потомок какого-то дикого викинга, рэкетира.
– Ага, – сказал я Потемкину злорадно. – Он
все-таки больше имортист, чем аристократ.
– Я не знаю, кто я, – нервно огрызнулся
Романовский, – но я за то, чтобы на этой планете правили умные люди! Я,
собственно, не очень люблю евреев, но вот первый премьер-министр Израиля, их
отец и основатель, как и ветхозаветный Моисей, никогда не делал уступок народу,
который вел. Никогда! Не потакал, не подлаживался, не льстил, не шел на поводу.
Я выписал из воспоминаний о нем одну его фразу и повесил на стену в кабинете:
«Я не знаю, чего хочет народ, но знаю, что полезно для него». Это он сказал
Моше Даяну. Правление Бен-Гуриона, так же как правление Моисея, сопровождалось
частыми столкновениями с этим, мать-перемать, простым до жути народом, но эти
крутые парни, я говорю о лидерах, сумели вести это тупое стадо и делать то, что
надо, а не то, что хочет простой народ!
Казидуб спросил с понятным интересом и где-то глубоко
затаенным одобрением:
– Не любите евреев?
– Не люблю, – признался Романовский. – За то, что
делают из них каких-то сверхчеловеков. На самом деле это было тупое и ленивое
стадо, что, едва вышло из Египта, сразу же стало роптать, что этот косноязычный
идиот ведет их хрен знает куда, они жрут по дороге черт знает что, голодают, в
то время как там, в Египте, вдоволь ели мясо, рыбу, вдоволь было самых разных
овощей и фруктов, острого лука, что возбуждает аппетит еще и еще, так что ешь
до отвала, всякий раз ощущая удовольствие…
Казидуб шумно, словно земснаряд, сглотнул слюну,
вопросительно посмотрел на часы, как там насчет обеда, перевел взгляд на
Романовского. Я тоже смотрел внимательно, Романовский затронул очень
болезненную струнку. Моисей в самом деле приходил в отчаяние, ведомая им толпа
галдела все громче, многие хотели вернуться обратно. В Египте хоть иногда по их
спинам и гулял кнут надсмотрщика, но он точно так же гулял и по египтянам: как
по спинам работников, так и по головам и плечам знатных сановников, если плеть
брал фараон, а он брал и бивал, бивал, как позже наш российский фараон Петр
Первый. Но зато в том оставленном рабами Египте еды вдоволь, а работы мало, на
самом деле мало. Жизнь безмятежная, обильная, сытая, работали меньше четверти
дня, остальное время ели, купались в реке, нежились под солнцем или забирались
в тень под широколистные пальмы. Увы, обратно дороги нет: море отрезало дорогу,
однако народ волнуется, проклинает вожака, готов идти в обход моря, только бы
вернуться в Египет к спокойной сытой жизни рабов. Идея избранности кажется непомерно
тяжелой, да хрен с нею, избранностью, лучше вернуться к прежней жизни, там
хорошо и спокойно, а проблемы за тебя решают другие, с них и спрос, а здесь
давайте поставим прежнего идола, принесем ему прежние жертвы, это поможет нам
вернуться к бездумному и спокойному существованию…
Непросто, скажем так помягче, удержать эту толпу рабов,
заставить идти дальше, питаться впроголодь, терпеть лишения. Это рабы, все
удовольствия у них тоже рабские: нажраться, выпить вина, потрахаться, увильнуть
от работы, поспать, тайком сходить к жене соседа, и как трудно им вдалбливать
истины о Высоком! Не просто трудно, вообще невозможно, Моисей водил по пустыне
до тех пор, пока не перемерли все, помнившие старую жизнь в Египте, а в новую
вошли только те, кто родился в пустыне и с малых лет слышал только проповедь
имортизма… тьфу, заветов новой жизни.
С имортизмом же намного труднее, не уведешь ни в какую
пустыню. Приходится проповедовать здесь, а вокруг небольшой и колеблющейся
группы кандидатов в имортисты – десятки, сотни, тысячи и миллионы сытых пьяных
рож, что уговаривают побалдеть, полежать, оттянуться…
В уши ворвался злой голос Романовского:
– Думаете, сразу были эти… избранные? Вот так сразу такими и
родились? Да Моисей уже спустился с горы, держа в руках заветы Творца, а эти
скоты, едва он отвернулся, уже жрали и совокуплялись, как… хуже, чем скоты,
сделали золотого тельца и поклонялись ему! Пророк в ярости разбил скрижали
завета, разбил золотого тельца и приказал своим партийцам перебить вернувшихся
в скотское состояние! Три тысячи было убито вот так сразу, как кот… скажем,
чхнул. Три тысячи, знаете ли, это серьезное кровопускание, куда там сталинскому
террору!.. А потом еще, как сказано, Господь добавил кары, наведя на племя
чуму. Вот то была чистка так чистка! Так что очень непросто было выковать из
быдла народ, но удалось же?.. Но удалось потому, что не только словом, как
сейчас призывают демократы – еще не все передохли, гады, до чего страну
довели, – но воспитывали еще огнем и мечом!
– А также чумой, – подтвердил Потемкин, – и
прочими карами. Те всегда обрушивались, едва народ делал шаг вправо или влево.
А у нас народу всегда потакали. Теперь имеем такое быдло, что… нет, смолчу, а
то стены покраснеют. И еще призываем друг друга гордиться этим… мать-перемать,
народом. Вам, Владимир Дмитриевич, надо пообщаться с Лютом. Это вообще апологет
аристократии как единственно верного гегемона… Как я услышал, вы будете
заниматься культурой?
Они обменялись рукопожатием, Романовский ответил уже с
меньшим жаром:
– Да чем угодно, но только поскорее остановить это растущее
стадо быдла! Затопчут, уже затаптывают остатки не то что культуры, вообще
человека в человеке!
– Остановим, – пообещал Потемкин. – У нас столько
злости накопилось… а сотня имортистов стоит миллиона из этого жрущего стада,
что смотрит телешоу! Остановим. И загоним обратно в стойла.
– В хлев, – поправил Романовский.
– Что? – переспросил Потемкин.
– В хлев, – повторил Романовский. – Стойло и хлев
хоть и близкие понятия, но все же свиней загоняют в хлев. Что скажете, господин
президент?
Они снова церемонно обменялись рукопожатием, раскланялись,
аристократы хреновы, я буркнул:
– Вы и так уже все за меня решили, где уж мне
пристраиваться? Но, на мой взгляд, выпирают термины «аристократия»,
«избранные»… Разберитесь сперва. Лучше, думаю, делать акцент на избранности.
Ведь избранность избранности рознь! Если избранники навроде королевских дворов
Англии, Бельгии и Брунея, те особы купаются в золоте, есть плейбои, у которых
свои яхты, самолеты, богатейшие виллы, где закатываются вечеринки на тысячу
персон с участием лучших музыкантов мира и с приглашенными кинознаменитостями…
Есть президенты транснациональных компаний, чья реальная власть выше
президентской, есть избранники судеб в искусстве, спорте, литературе… Я хочу
сказать, что нужно очень четко обозначить критерии избранности имортистов.
Ладно, у меня сейчас встреча с представителями нефтегазодобывающего комплекса.
Не буду вас задерживать…
Их лица преисполнились сочувствия. Романовский прерывисто
вздохнул, а Потемкин поднялся и крепко пожал мне руку:
