Я опустился в соседнее кресло. Надо бы воспринимать как
соперника, он и был соперником на выборах, выступив во главе партии
аристократов, так их называли, хотя полное название куда корректнее, с длинным,
как у доисторического ящера, хвостом, а когда его партию называли вслух, я
слышал, как стучат по ступенькам не то кости, не то ороговевшие чешуйки.
Проиграл он, понятно, с треском, что и понятно. У нас, имортистов, нашлась
такая сладкая морковка для быдла, как грядущее долголетие, а затем и
бессмертие, что позиции уступили даже правящая и коммунисты, а партия
аристократов всего лишь упирала на бесспорный факт, что править должна элита.
Но масса народа – это масса, это хаос, беспорядок, это животные страсти и
плотские желания, аристократия же – примат духа над плотью, такие люди,
понятно, в меньшинстве, даже в абсолютнейшем меньшинстве, и то чудо, что сумели
создать партию, это заслуга самого Потемкина, но я последние полгода с великим
сочувствием и неловкостью смотрел, как он на ток-шоу доказывал тупейшему быдлу,
что только аристократия в состоянии создать и удержать в рамках государство,
основанное на необходимой обществу духовности, в смысле – примате таких
понятий, как честь, совесть, верность, благородство, над такими
привлекательными для простонародья траханьем, жратвой, пьянкой и бездумным
весельем.
– Понятно, понятно, – согласился я. – Вам бы
графиню, да?
– Отнюдь, – возразил он. – Отнюдь, ваше
величество. В постели что графиня, что ее служанка… Но вот служанка и после
постели – служанка, а графиня и на пианине, и на фортепиане, и везде, где ее
захочешь. Чем и ценна элита, Ваше Величество, что она может и ползать подобно
черни, но может и парить, аки орлы над соплеменными. Но, будучи аристократией,
предпочитает парить!
– Долго ли? – заметил я. – Аристократии
свойственно вырождение.
– Речь не о наследственной аристократии, – возразил он
живо. – При Сталине партия была орденом меченосцев, а ее члены, по большей
части, примером для подражания. Великий Магистр сего Ордена Меченосцев, я
говорю о дорогом генсеке Иосифе Виссарионовиче, уже создал такой механизм –
успешно обеспечивавший как выбраковку отработанных аристократов, так и вербовку
новых, желающих пополнить сей слой… И знаете, довольно успешный был механизм.
На нем чаемое духовное государство почти полвека продержалось. Потом, правда,
все равно загнила аристократия, за благами погналась. Но это уже без Сталина… А
вы, судя по вопросу, хотите к нам записаться?
– Разве что на следующих выборах, – ответил я. – А
как вам теперь, ведь имортизм аристократию отрицает как класс?
Он покрутил головой:
– Господин президент, существование народа без элиты,
аристократии – в принципе невозможно. Новая аристократия формируется
автоматически из вождей победившей партии. То есть тех, кто больше всего
способствовал уничтожению старого строя и победе нового. На практике видим, что
при таком отборе в аристократию входит наиболее жизнестойкая, энергичная и
интеллектуально развитая часть племени, развитая в том числе и в
морально-нравственном плане. Словом, лучшие люди. Если указывать пальцем, то
это вы… и я.
– Разве аристократы указывают пальцем?
– Так ведь победили не аристократы, значит – пляши
по-имортьи?
– А умеете?
Он усмехнулся:
– Нужда заставит… А если серьезно, ваша программа мне в
самом деле нравится. Это без подхалимажа, сами понимаете. Мы, как партия аристократии,
возникли намного раньше вашей. Тогда об имортизме слыхом не слыхали, иначе
многие бы оказались в вашем лагере. Все-таки наши платформы хоть и очень
разные, но цели – одни и те же.
– Я знаю, – ответил я. – Потому и очень надеюсь на
вашу поддержку.
Он замученно улыбнулся:
– Разве не видите, я тружусь так, как будто победила моя
партия?
– Она в самом деле победила, – сказал я просто.
Сегодня я, к великому облегчению Коваля, остался ночевать в
Кремле. Мои апартаменты готовили спешно, что-то там и сегодня таскают,
перестраивают, я же свалился прямо в кабинете. Не за столом, правда, пора
осваивать эти весьма кстатейные комнаты для отдыха, вот в ближайшей я и прилег
на кушетке, а когда открыл глаза, из-под двери уже пробивалась полоска света.
Нехорошо, конечно, свалился прямо в одежде, это же буду
вонючий, мятый, торопливо перебежал в ванную, помылся кое-как, так и не
разобравшись с этими наворотами, когда струи воды бьют то сверху, то с боков,
то снизу, постоянно меняя диапазон от ледяной до кипятка.
Солнце просвечивает через плотно задвинутые шторы, так и
хочется открыть все окна, июнь как-никак, но здесь кондишен, терпи на
обезжиренном воздухе. Что шапка Мономаха в самом деле тяжела, чувствую теперь
каждый день с того дня, как завершился подсчет голосов и кресло президента
перешло ко мне. Еще с утра сердце начинает колотиться, будто бегу в гору, в
горле пересыхает, метаболизм просто бешеный, мысли скачут и щелкают лбами, как
бильярдные шары. Я, вообще-то, здоров как бык, у меня и отец здоров, и мать в порядке,
да что там отец и мать: мой дед пьет и ходит по бабам, бабушка не ждет лифта, а
поднимается пешком на свой седьмой этаж, однако уже чувствую, как в моем
сложном организме пахнет горелой изоляцией, это вспыхивают и превращаются в
пепел те, что не восстанавливаются, в желудке скоростными темпами зарождается
катар, гастрит, а то и язва, а во всем здоровом рабоче-крестьянском организме
начинается всякое от нервов, стрессов и прочей несуществующей фигни.
Не поднимаясь, набрал номер, начал считать гудки. После
пятого положу. Хоть и положено после седьмого, но это если незнакомым, где
могут оказаться престарелые, а Таня из любого конца квартиры порхнет, как
бабочка. Обычно она сразу к телефону, как пчела на сладкий цветок… нет, положу
после четвертого.
– Алло? – донесся ее быстрый голос после второго гудка.
– Привет, – едва выговорил я. – Доброе утро… Как
ты?
– Со мной все нормально, – прозвучало в
мембране, – хоть весь дом гудел сутки. И еще жужжать будет неизвестно
сколько. А как у тебя? Государственного переворота не случилось?
– Из-за тебя?
– Из-за твоего неуместного визита.
– Неуместным считаешь ты?
– Ну… как тебе сказать… Во всяком случае, неуместным считают
очень даже многие. Начиная с моего мужа, хотя на самом деле польщен, свинья, и
кончая твоими министрами.
– Мои даже не заметили, – заверил я. – Это в тихом
болоте такое заметно, а у нас настоящие бури!.. Таня, все равно мне маловато…
когда ты так далеко. Это смешно и недостойно взрослого и очень даже мыслящего
человека, но, мне кажется, часть моих указов и повелений были бы другими…
окажись ты рядом.
Она поинтересовалась хитрым голосом:
– Злее? Или мягче?
– Не знаю, – ответил я искренне. – Но у меня такое
ощущение, что, будь ты в пределах моей длани, сопи ты у меня за спиной, а ночью
если бы закидывала на меня лапки и спала на моей груди или на спине, как
маленькая жабка, весь мир бы достиг Царствия Небесного чуточку скорее. Нелепо,
если по уму, но я чувствую, что это так…
