Книга Имортист, страница 63. Автор книги Юрий Никитин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Имортист»

Cтраница 63

– В Афинах тоже правом голоса обладали только граждане, а эта элита держала в подчинении толпу, превышающую ее в семьдесят раз!.. Это круче, чем если мы лишим права голоса всех уголовников, сумасшедших, наркоманов и педерастов!..

Они оглянулись в нашу сторону, я сказал громко:

– И слесарей!..

– И даже если отстраним от урн слесарей, – прорычал Потемкин, – и всех без высшего образования, у нас не будет семидесятикратного перевеса, как в любимой вами Элладе! Кстати, гомосеки оттуда ломанулись. Так и называлось тогда – «греческая любовь».

Я подтолкнул Тимошенко в спину:

– Включайся! А то без тебя верх возьмут демократы.

Подошел неслышный Волуев, словно муравей, напомнил:

– Господин президент, скоро награждение.

– Опять? – спросил я.

Он развел руками:

– Привыкайте, господин президент. Это будет чуть ли не каждый день. Но времени почти не занимает… Всего лишь пожать руку, сказать несколько слов, текст вот на бумажке, но можем и подсказывать в ухо, у нас электроника на высоте… А то и скажем за вас, а вы только улыбайтесь и губами шевелите. Под фанеру многие говорят…

Я буркнул:

– Ладно, пойдемте. В Екатерининском? Нет, там готовят зал под собрание, а мы в Георгиевский.

На пути к залу он кратко сообщил, что к награде представлен академик Василевский, он открыл формулу лекарства, что избавляет от инсулиновой зависимости, диабет побежден, его во всех странах избрали в почетные академики, завалили званиями, но у нас он представлен к дохленькой медали в связи с восьмидесятилетием. К счастью, в этом году будет прибавка к пенсии, он не будет так нуждаться…

Я стиснул челюсти, медленно мы двигаемся, очень медленно. Хоть мы, имортисты, кони быстрые, но страна больно тяжелая, и ускорить ее движение, да еще изменить курс непомерно трудно…

Академик уже ждал в Георгиевском зале, его фотографировали, совали под нос микрофоны, но, едва мы с Волуевым появились в дверях, все внимание обратилось к нам, о юбиляре забыли.

Я взял медаль из футляра, в самом деле что-то дохленькое, свою челядь награждаем пышнее, подал академику медаль, одновременно протягивая другую руку для пожатия. Он торопливо схватил ее, пожимал осторожно, кланялся, я же поклонился царственно и державно, сам чувствуя фальшь и лицемерие во всем, озлился, сейчас надо сказать пару покровительственных слов…

– Сейчас надо сказать пару покровительственных слов, – произнес я, внутри начала подниматься злость, – как это всегда делается… Как делается с пещерных времен, когда вождь определял порядок кормления, и в ныне существующей феодальной системе, когда феодал от своих милостей раздает со своего стола объедки всяким там менестрелям, ныне писателям и артистам, а также алхимикам, теперь – ученым. Менестрелям за то, что льстиво воспели его подвиги, а алхимикам за поиски философского камня и эликсира вечной молодости…

Академик несколько съежился, глаза стали испуганные. Моя речь явно выходит за все ворота, да и корреспонденты сперва замерли, потом задвигались быстрее, стараясь не упустить момент то ли сенсации, то ли скандала.

– Я прекрасно понимаю, – сказал я с той же растущей неловкостью, – что это вы должны вот здесь, в Георгиевском зале, принимать всяких там королей, президентов, канцлеров и прочих султанов! Принимать… милостиво или не милостиво, и раздавать им пряники в виде вот этих орденов, медалей, почетных грамот, званий… Вы – творец, а все эти президенты – лишь нанятые слуги для управления хозяйством, которое создаете и множите вы, ученые и люди культуры.

Академик развел руками, в глазах ужас, он пролепетал:

– Господин президент, как можно?..

– Не только можно, – ответил я уже с откровенною злостью. – Это нужно… Это единственно верно!.. Мы, президенты, не имеем права вручать награды вам, творцам!.. Это вы, как высшие существа, должны вручать награды нам… Ладно, вы – последний, кому вручил награду президент страны. А в следующем году награды будете вручать вы. Может быть, не вы лично, это сами решите в своем кругу мудрецов, но люди вашего стаза будут вручать людям нашего стаза!.. А пока простите нас за эту пока что еще длящуюся несправедливость. Не все, к сожалению, делается в один день. Еще раз поздравляю вас!

Я с силой сжал его пальцы, стараясь вложить все отношение к этой нелепой церемонии, когда конюх покровительственно похлопывает по плечу Менделеева. Академик поднял голову, наши глаза встретились.

– Вы меня не поняли, – сказал он так тихо, что я спросил невольно:

– Что?

– Вы не поняли, – сказал он громче, в тихом интеллигентном голосе появились новые нотки. – Вы не поняли…

– Что-то важное? – спросил я.

Со стороны корреспондентов засверкали фотовспышки. Академик произнес, глядя мне в глаза:

– Я принимаю эту награду не из рук правительственного чиновника… будь он президент или глава всемирного правительства. Я принимаю из рук создателя имортизма! А это выше, чем все короли, фараоны, шахи и президенты.

Вспышки заблистали ярче. Кто-то из телевизионщиков начал пятиться к двери, спеша выбраться первым из зоны подавления всякой электромагнитной деятельности и передать сенсацию, я еще раз сдавил пальцы юбиляра, сказал с чувством:

– Спасибо!.. Как хорошо, что вы меня поняли.

– Я вас понял, – ответил он негромко.

Вспышки провожали его до двери, он держал диплом с медалью в левой руке, чуть отставив в сторону, перед ним открыли двери, а на той стороне сразу заблистали вспышки фотокамер менее знатных корреспондентов.

Ко мне бросились толпой, как стая хищных голодных баранов на сытого откормленного волка, заблистали блицы, а самый шустрый, у него и фамилия такая – Быстрик, торопливо выбросил в мою сторону микрофон на длинной ручке:

– Господин президент, вам не кажется, что вот нам, культурным и достаточно интеллигентным людям… весь ваш имортизм – это не больше чем фашизм?

Я не успел ответить, рядом громко удивился Волуев:

– Кто-кто?

– Фашизм, – торопливо и громко повторил журналист, – фашизм! От того, что вы его назвали имортизмом, он не перестал быть фашизмом.

Просто сказать, что сейчас не конференция, вопросы зададут позже, когда президент выберет время, – уже поздно. Момент потерян, сейчас это прозвучит так, будто глава имортистов дрогнул, испугался, а земля под ним зашаталась.

Волуев тоже понял, он даже не посмотрел на меня, но я ощутил его напряжение, смолчал, а он спросил настороженно:

– А что же в нем фашистского?

– А все, – ответил журналист хладнокровно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация