– Но что конкретно?
– Все, – повторил журналист тупенько, но с чисто
журналистской настойчивостью.
– Но все-таки?
– А вы не видите?
– В упор не вижу, – отрезал Волуев. – Поясните.
Если можно, то на пальцах, вот такой я… простой народный интеллигент.
– Но-но, – проговорил журналист скучающим
голосом. – Господи, это же сама основа имортизма! Провозгласить себя избранными,
а все остальные… недочеловеки, живущие во тьме? Что вам еще надо? Какое еще
нужно определение фашизма?
Волуев с шумом перевел дыхание. Лицо разгладилось, в глазах
заблестели веселые искры.
– Фу-у-у, – проговорил он с великим облегчением. –
Что вы не сразу так вот… я уж начал пугаться! Я ж вас иногда и местами очень
даже уважаю, вы ж человек у нас известный, все о вас говорят почтительно с того
дня, как вы первым уговорили депутатов выступить в своей программе голыми!..
Даже ведущие ток-шоу на вашем канале о вас говорят почтительно, а директор
вообще снимает шляпу. Если против имортизма ничего больше, окромя этого
пронафталиненного обвинения, то его делу жить и побеждать по всей планете и ее
окрестностям, включая соседние галактики! Если так смотреть, то все религии –
фашизм, будь это иудаизм, христианство или ислам! Все провозглашают избранными
только себя, а остальное человечество – недочеловеками. Так? Так. Христиане так
вообще первые три века называли себя сверхчеловеками. Куда уж фашистее!..
Журналист обернулся ко мне, в глазах укор, спросил быстро:
– Господин президент, вопрос был к вам! Почему бы вам не
прийти к нам в студию и не выступить в моем шоу с рассказом об имортизме?
Я спросил холодновато:
– Вас как зовут?
– Славик, – ответил он.
Я сделал вид, что услышал впервые, переспросил:
– Как-как?
– Славик, – сказал он громко. – Славик Быстрик!
– Понятно, – ответил я. – Но если вас зовут
Славиком, то и шоу ваше для Вовиков, Петиков, Васек, Гошек, Димок… так ведь? Простите,
я уже давно, очень давно вышел из такого возраста. Я общаюсь с людьми, которые
уже успели обзавестись не только полными именами, но и отчествами.
Он остановился, глаза расширились, но не успел подобрать
ответ, как рядом другой спросил живо и очень отчетливо, как будто диктуя текст
глуховатой стенографистке:
– Господин президент, однако избранность имортистов не
отделяет ли их от простых людей? Не возмутятся ли эти простые честные люди, что
их оставляют в положении тупой черни?
Я покачал головой:
– А почему не возмущаются сейчас, что их соседи по школьной
парте получили высшее образование, а они нет? Почему не завидуют тем, кто,
несмотря на дождь и слякоть, все же продолжает бег трусцой, в то время как они,
обнявшись с бутылочкой, в сорок лет дохнут от инфарктов?.. Кто вам не дает
стать имортистом?..
– Да, но само слово «избранные»…
– Это та избранность, куда не очень-то стремятся. Вон первые
«избранные» вели себя как стадо баранов, как скот, как самые жалкие рабы, то и
дело бунтуя против законов Творца, что приносил Моисей! На фиг нам такая
избранность, орали они и потрясали кулаками перед носом несчастного имортиста,
если из-за этой долбаной избранности надо больше работать, чем у тех же
египтян, от которых ушли!.. Ты нам дай такую избранность, чтобы мы лежали и
балдели, расслаблялись и кайфовали, а работали и трудились все остальные
народы!..
Волуев сказал ехидно:
– А что, к тому идет…
– Я говорю серьезно, – сказал я с укором. – Мы,
имортисты, берем на себя львиную часть работы. И потому, что работа – высшая
радость, и потому… что работу делать надо. Когда Моисей вел галдящую толпу
ленивых рабов, он втолковывал им, что трудно быть избранными, но… надо ими
быть! В смысле, кому-то на земле надо быть избранными, взявшими на плечи
главную ношу. Если все другие народы отлынивают, отворачиваются, прячут головы
в песок, то кто-то в конце концов поднимается и берет ответственность на себя.
Не потому, что лучше других, а потому, что другие на каждом привале то золотого
тельца сварганят, то ящерице поклоны бьют, то через левое плечо плюют, чтобы
плохого бога отогнать… Конечно же, имортистом быть труднее, чем просто двуногим
существом, что просто живет, добывает пищу, размножается, смотрит за
потомством, а потом уходит в землю, так и не осознав, что с ним уходят навсегда
в землю дивные сокровища, так и оставшиеся нераскрытыми, что сам он не жил, а
только просуществовал бездумно от и до! Но мы будем жить трудно, но достойно.
Журналист поинтересовался:
– Вы стараетесь идти по стопам Моисея?
– Он сумел из говна, – ответил я, – что вывел из
Египта, сделать людей, а у нас уже были люди, чистые и самоотверженные люди,
строившие коммунизм, однако мы из них сумели сделать говно, да еще какое
редкостное говно!..
Я перевел дыхание, сказал уже тише, но с тем же накалом:
– Пришла пора снова выводить из этой бесконечной толпы
рабов, в которую превратилось человечество, новых… э-э-э… избранных. Сейчас
даже Израиль, о котором мечтал Моисей, стал бесконечным Египтом, Египтом на
всех материках и островах планеты. Уже из него надо выводить рабов, что не
желают ими оставаться…
Волуев сказал громко:
– Простите, господин президент, добавлю, что в Израиле на
той неделе отгремел всемирный слет сексменьшинств. Голые лесбиянки танцевали
перед синагогой и жрали сало. В Вашингтоне гомосеки устроили перед Белым домом
многотысячную демонстрацию с требованием предоставить им особые права на том
веском основании, что они – наиболее продвинутая часть человечества. Остальные
же, которые традиционной ориентации, просто серый мусор, тупой скот, должны лишь
покорно трудиться, а править должны лучшие, нетрадиционные…
Я спросил с интересом:
– И что, разогнали?
– Как можно? – изумился Волуев. – Это фашистов или
коммунистов бы сразу, а то и по кутузкам бы рассовали. А у гомосеков вежливо и
с поклонами приняли их петицию и обещали выделить в правительстве места
специально для гомосексуалистов. И обязательно предоставить один или два
министерских портфеля. Возможно, министра обороны или культуры. Нет, министра
обороны, кажется, для представителей вуайеристов…
Журналисты смеялись, торопливо записывали, десятки черных
объективов смотрели в нашу сторону, похожие на жерла минометов.
Я поинтересовался:
– О ком речь?
– Это которые подглядывать любят, – пояснил Волуев.
– А-а-а, тогда министра обороны. Он любит подглядывать, как
наши солдаты офицерских жен трахают. А портфель министра культуры – движению
лесбиянок.
Журналист удивился:
– Почему?
