– Успешно, – ответил он с готовностью. – Как
только вышло разрешение применять оружие первыми, сразу прекратился отток из
милиции! Более того, многие начали возвращаться.
– Точно?
– Даже из коммерческих структур, – добавил он с
гордостью.
– Великолепно.
– Даже прибавки к жалованью не требуют… пока еще.
– Потребуют, – утешил я. – А нам надо быть к этому
готовыми.
– Представляю, как сейчас крутится Леонтьев!
– Да, – согласился я, – ему не сладко. Но он поет
на работе, иной раз ночует в кабинете. Ему самому нравится, когда работы много,
когда масштабы, масштабы… И вот еще, Ростислав Иртеньевич. Все тысячелетия
человечество ополовинивали войны. Сейчас войн, больших войн, нет. Но
необходимость в периодической чистке есть, даже усилилась. Так что необходимы
не локальные конфликты, в которых инстинктивно ищется выход, когда от голода и
холода вымирают самые слабые и человеческий род малость очищается, а настоящие
чистки общества: от наркоманов, преступников, извращенцев. Мы все говорим об
этом, говорим, но… Начинайте!.. Разработайте план, я жду на подпись. Недели
хватит?.. Да зачем неделя, двух дней с головой…
По его лицу я видел, что на любые планы отпускаются месяцы,
но он дисциплинированно смолчал, кивнул. Потом решил, что кивка недостаточно,
перед ним президент, а не постовой с улицы, сказал учтиво:
– Как скажете, господин президент.
– Да так и скажу. Еще посмотрите, что можно сделать с
расплодившимися психлечебницами. Ну, вы сами понимаете, о чем я… а
высвободившиеся деньги лучше бросить на поддержку многодетным семьям… если это
не семьи алкоголиков или наркоманов. И не дебилов, эти вообще плодятся, как
крысы, а демократы уже требуют им отдать половину бюджета! Кроме того,
подумайте и разработайте программу резкого сокращения числа тюрем и лагерей.
Тоже, надеюсь, понимаете, что я имею в виду. Не будем ждать, когда смертная
казнь по многим группам преступлений резко сократит количество робин гудов.
Он широко улыбнулся:
– Господин президент, уже сократила!.. Совершенно нет новых
поступлений. Так поступают только мужички, по пьяни избившие жен… Да и те
теперь совсем редко. Притихли.
– Еще есть вопросы?
– Да, господин президент. А что насчет настоящих
преступников?
– Понимаю, – сказал я. – Понимаю и ваш вопрос, и
то, что у вас под вопросом. Помните, как поступил Сулла?.. Он спас республику.
Единственный, кого вычеркнул из расстрельных списков по просьбам родителей, был
юный Юлий Цезарь. Тот самый, который потом и погубил ее.
Ростоцкий кивнул:
– Намек понял. Если кто-то из моих работников вычеркнет хоть
одного, я его самого туда внесу. В смысле, такого работника.
Я пристально посмотрел в его бесстрастное лицо:
– Только так и надо.
– Уверяю вас, это всерьез. Наши ряды должны быть чистыми.
Я нажал кнопку вызова, на экране появилось внимательное лицо
Александры.
– Привет, – сказал я. – Мазарин далеко?
– Нет, – ответила она незамедлительно, – в двух
часах езды. Если воспользуется вертолетом – будет через сорок минут.
– Спасибо, – сказал я. – Отбой.
Экран погас, Ростоцкий внимательно просканировал мое лицо
из-под прищуренных век.
– Затруднение?
– Не очень. Но есть дело….
– У меня с ним через два часа встреча, – сказал
Ростоцкий. – Планируем совместную акцию силами обоих ведомств.
– Да? Отлично. Тогда подбросите ему от меня еще одну
задачку. Впрочем, можете и сами подключиться к ее решению. Для начала мне нужен
список лиц, что подали в Гаагский суд.
Ростоцкий переспросил:
– Кого именно?
Я едва не поморщился, но делать этого не стоит, Ростоцкий –
прекрасный исполнитель, но во многие изменившиеся приоритеты так и не
врубается, за что винить уж никак нельзя, не имортист, ясно, но если будем
ориентироваться и опираться на одних имортистов, останемся с голым скелетом:
без мяса, кожи и, главное, без жил. А Ростоцкий – жила, причем становая.
– Личности не важны, – сказал я терпеливо. –
Понимаете? Всех, без исключения. Объясняю. Первый круг обороны – семья. Ячейка
общества, да?.. Да не смеет жена на людях критиковать мужа, это может сделать,
вернувшись домой. Или по дороге домой. А в гостях или на приеме должна делать
вид, что у них все хорошо. Если даже муж что-то соврет, она не должна тут же
при всех посторонних его высмеивать, опровергать, спорить. Повторяю, это можно
сделать, когда вернутся из гостей. Второй круг обороны – общество, наша страна.
Сами можем как угодно ругать и критиковать страну и ее строй, высмеивать или
насмехаться, но, если то же самое посмеет сделать чужой, мы должны
ощетиниваться и давать отпор… или мы уже не жизнеспособная нация. Третий круг
обороны – человечество. В смысле, будем защищать хоть русских, хоть
американцев, если нападут, скажем, марсиане или какие-нибудь жукоглазые с
Сириуса… Вот я слышал, что некий Казаренко, пройдя все судебные инстанции
здесь, в России, подал в суд за рубежом. Сейчас неважно, на кого он подал в
суд, важно – куда. Он виноват в том, что жалуется чужим на своих. Это уже
предательство!.. Предателей всегда и везде уничтожают.
Он кивнул, вытащил наладонник и быстро сделал пометку.
– Хорошо, я сегодня же подам вам полный список.
Я удивился:
– Вы?
Он скромно улыбнулся:
– Мы с Мазариным стараемся разгружать друг друга от задач,
которые можем выполнить сами.
– Я имел в виду… так быстро?
– Все в базах данных, – сообщил он довольно. –
Теперь трудно что-либо скрыть. Зато легко отыскать.
– Вот и отлично, – сказал я. – действуйте,
Ростислав Иртеньевич!
Уже от двери он обернулся, спросил нерешительно:
– А собранные материалы… куда? Вам на стол?
Я отмахнулся:
– Зачем лишние бумажные потоки? Сразу в службу ликвидации.
Палец мой еще не оторвался от клавиши с надписью Enter, но
по дисплею уже метнулась тень, высветилась просторная комната с картинами на
стене, спинка высокого кресла, очень дорогого, кричащего о богатстве и
могуществе владельца. Показалось быстро приближающееся пятно, сфокусировалось в
бесконечное милое лицо, у меня дрогнуло сердце, сладко защемило в груди.
– Здравствуй, – сказал я тихо. – Здравствуй, Таня…
Ее лицо на миг раскрылось мне навстречу, как цветок после
ночи раскрывается солнцу, но глаза тут же сузились, в голосе прозвучала
настороженность:
– Как ты узнал наш телефон? Мы только вчера переехали…
