– Почувствовал, – ответил я, она и сама уже ощутила,
что такой вопрос можно задать только от неожиданности. – Как новая
квартира?
– Чересчур, – ответила она. – Или весьма-весьма…
– Таня, как давно я тебя не видел…
– Бравлин!
– Нет-нет, я не начинаю снова. Просто…
– Бравлин, – повторила она предостерегающим
тоном, – не начинай. Пожалуйста, не начинай…
Она села наконец прямо перед экраном, телекамера передает все
оттенки, разрешение высокое, изображение на весь экран, преимущество толстого
канала, я всматривался жадно, щем внутри нарастает, странное ощущение, вот-вот
побегут слезы, хотя, казалось бы, из-за чего президенту огромной страны реветь
при виде женщины.
– Таня, – сказал я, – не хочу с тобой встречаться
тайком, как встречался Ульянов со своей старой любовью Леной, из-за которой и
взял себе такую партийную кличку. Почему бы тебе на этот раз самой не навестить
меня?
Она удивилась:
– Где? Дома?.. Но ты вроде бы перебрался в Кремль…
– А ты не знаешь, где в Москве Кремль?
Она слабо улыбнулась:
– В школе была там на экскурсии.
– Ну вот и отлично, – сказал я в том же шутливом
тоне. – Найдешь дорогу.
– И что, к тебе вот так и прут?
– Не все, конечно…
– А как я к тебе приду? – спросила она
недоверчиво. – А-а, ты меня оформишь практиканткой? Как Монику Левински?
Я горько усмехнулся:
– Таня, просто приди. При входе назови свое имя, этого
достаточно.
Она покачала головой:
– Я слышала, у вас это очень непросто. Все могут короли, но…
– Они в самом деле все могут, – возразил я. – По
хрену эту демократию! Мы сами определяем, что можно, а что нельзя. Что может
быть естественнее, что встречаются двое, когда один любит, а второй… вроде бы
неравнодушен тоже?
– Ты в самом деле неравнодушен? – спросила она.
– Это ты вроде бы неравнодушна, – обвинил я, – но
все равно не увиливай. Придешь?
Она вздохнула, глаза затуманились, тут же заблестели влагой.
Веки покраснели, она смотрела на меня жадно и тоскующе. Из груди вырвался
вздох:
– Приду. Сам знаешь, что приду.
Глава 8
Я не находил себе места, как сквозь сон помню череду людей,
их вводила Александра, я разбирал жалобы, словно простой управдом, брал на
контроль, выделял фонды из президентского запаса, переадресовывал, обещал
разобраться, наконец Александра приоткрыла дверь, взглянула как-то странно.
– Господин президент…
– Да, – сказал я. – Да!.. Зови.
Она выскользнула, а вместо нее тихо вошла Таня. Я любовался
ее чистой одухотворенной красотой. Аристократка… Такие трепетные и чистые
существа, результат удачнейших комбинаций генов, появляются и в самых глухих
деревнях, но высший свет выхватывает их из любой глубинки, абсорбирует, ибо
редкий из тех, у кого есть большие деньги, женится на еще больших, это фигня
для романов, на самом деле богатые предпочитают брать в жены красивых, потому
высший свет в целом красивее и породистее простонародья.
Не знаю, родилась ли Таня у богатых и красивых родителей,
или же она и есть результат дивной комбинации генов, но сейчас она аристократка
и по внешности, и по духу, и по положению.
– Прости, – сказал я, – что не встретил…
– С цветами у Боровицкой башни?
– Где скажешь…
Она бросилась ко мне, тут же остановилась, не зная, как
вести себя в кремлевских апартаментах. Я раскинул руки, но она и тогда не
сдвинулась с места, бледное лицо и чуть припухшие глаза, вздернутый подбородок,
страх и одновременно вызов во всей фигуре.
– Таня, – шепнули мои губы, – ох, Таня…
Сам подошел и обнял, тут же прильнула всем телом, стараясь
влезть в меня, раствориться, спрятаться от чужого неуютного мира.
– Как без тебя бывает холодно…
– А мне? – спросил я. – Таня, мужчинам еще больше,
чем женщинам, нужна поддержка. А лучшая поддержка – это женщина, сопящая за
спиной. Всегда чувствуешь, что отступать некуда. Ведь мы всегда воюем…
Она послушно ступала рядом, стараясь попадать в ногу. Я
усадил ее в кресло, тронул кнопку вызова. Появилось лицо Александры,
подчеркнуто нейтральное, как у красивого, но неодушевленного робота.
– Да, господин президент?
– Не пускай ко мне никого в ближайшие полчаса.
– Хорошо, господин президент.
В ее голосе звучало неодобрение, но в то же время готовность
исполнить приказ в любом случае, даже если Казидуб ворвется во главе танковой
колонны.
Я услышал подавленный всхлип, Таня вытерла зарождавшуюся
слезу, прерывисто вздохнула:
– У меня сегодня был долгий разговор с… мужем.
Она чуть запнулась перед последним словом, с каждым днем
дается все труднее, я поторопился спросить:
– И что он сказал?
– Ну, две трети тебе неинтересно…
Я снова торопливо кивнул, хотя как же неинтересно, прямо
сгораю от любопытства, но мы то, что выказываем, а не то дерьмецо, чем
заполнены внутри, и потому тут же согласился:
– Да-да, но что в оставшейся трети?
– Катюша, – ответила она убитым голосом. – В
оставшейся трети, как сам понимаешь, Катюша. Все остальное – мелочи, тебе
просто неинтересно.
Голос мой прозвучал неестественно ровно, словно он, голос,
шел отдельно от меня по натянутой проволоке над пропастью:
– И… что?
– Я рассказала все о нас. Впрочем, он и так знал. Я и раньше
не скрывала, ты знаешь. Да он и не обращал внимания на такие пустяки, как секс
на стороне. Это раньше из-за таких дел скандалили, а еще раньше вообще убивали,
если не врут. Но когда я сказала, что у меня с тобой серьезно, он встревожился.
Насчет любви, по-моему, он и сейчас не верит, ну кто в наше время любит, однако
ты президент, а это значит – у любого сможешь отнять хоть фирму, хоть женщину.
Я поморщился:
– Неужели он такое сказал?
– Нет, но это говорят в его окружении. Слишком многим известно,
что мы с тобой встречались еще в то время, когда ты только-только создавал свою
религию.
– И что говорят?
– Да ерунду всякую…
– Какую?
– Я ж говорю, всякую. Но это его окружение, его мир. Их
прогнозы обычно сбываются. Во всяком случае, насчет котировок на бирже или
прогнозов добычи нефти…
