— Значит, надо дать деру сегодня ночью, — подал реплику Сандр, по толпе прошел смешок.
— Воистину нам не судьба остаться в стенах города и вступить в роковую битву! Город неминуемо падет, но прежде нам надлежит спасти леди Данеиллин — единственную наследницу рода и первую красавицу Элассы. Предстоит великий подвиг, Пинтин! Нам вручена судьба благороднейшей леди! Наш отряд выступает нынче ночью!
— Как бы не так, — ответил Сандр голосом Пинтина. — Стражники из отряда сегодня мочились с городской стены, глядя, чья струя бьет дальше. Магистрат решил, что идет дождь. Теперь стражники в городской тюрьме.
В фигуре мастера Кита поубавилось важности, героическая челюсть ослабла.
— Что-о-о? — завопил он комическим фальцетом. Толпа засмеялась громче — пьеса явно нравилась.
Маркус наклонился к Ярдему.
— Я не такой, — шепнул он. — Патетические речи, героические позы — это не я.
— Конечно, сэр, — кивнул Ярдем.
Через два дня Китрин с Маркусом сидели за столиком в кофейне. За окнами стучал легкий дождь, мостовая у входа на главный рынок потемнела почти до черноты. За спиной Маркуса двое куртадамов обсуждали последние новости Нордкоста, где назревала очередная война за наследство. Маркус напомнил себе, что его это не касается, и даже почти не солгал.
Пахло густым кофе и дождем.
— Если будут свободные деньги, в следующем году хорошо бы снарядить корабль в Наринландию, — заметила Китрин.
Маркус кивнул.
— С проектом нового флота все неясно, особенно поначалу. Если он окажется успешным хотя бы на первые два года, поток кораблей в Порте-Оливе увеличится. Нам это выгодно: мы банк с хорошим именем, нас все знают, мы надежны.
— Это все при одном условии, — напомнил Маркус.
Китрин проглотила комок в горле. В последние недели она осунулась, всегдашняя бледная кожа стала мертвенно-серой. Маркус удивлялся, как этого не замечали те, кто просил ее поручительства для займа или приносил ей деньги для размещения под разумный процент. Ее снедало беспокойство, вновь пропал сон. Однако она не пыталась глушить себя вином, чтобы заснуть, — и в глазах Маркуса это тянуло на подвиг.
— Все при одном условии, — согласилась Китрин. — Вы никогда не жалели, что так и не попытались сбежать? Набить карманы и исчезнуть?
— Спроси у меня то же самое, когда ревизор уедет.
Китрин кивнула. Хозяин кофейни, полуслепой старик цинна, показался из задней комнаты, припадая сразу на обе ноги: из-за дождливой погоды ныли кости. Китрин приподняла пустую чашку, маэстро Азанпур понимающе кивнул и исчез в недрах кофейни.
— Магистр Иманиэль говорил, что ждать тяжелее всего, — сказала Китрин. — Что вернейший способ проиграть — потерять терпение. Найди любое занятие просто ради того, чтобы что-то делать, и не отвлекайся. Мне всегда казалось, что это такая очевидная истина. Ближе магистра Иманиэля и Кэм у меня никого не было, меня отдали на попечение банка совсем крохой. Магистр Иманиэль знал все на свете о деньгах и рисках и о том, как казаться не тем, кто ты есть на самом деле.
— Из него бы вышел хороший полководец. Наверное.
— Нет, — покачала головой Китрин. — Впрочем, не знаю. Может быть. Он, правда, не любил солдат, не любил войну. Говорил, что вселенную можно завоевать двумя способами: мечом в руке и кошельком.
— Вот как? А наживаться на войнах?
— Тоже можно, но только если ты оказался в нужном месте, нашел единственно правильную позицию. А в общем случае война приносит больше потерь, чем прибыли. И по словам магистра Иманиэля выходило, что мы и удерживаем все мечи, рвущиеся из ножен. Война или торговля. Кинжал или монета. Два вида людей.
— Тебе его не хватает?
Китрин кивнула, потом пожала плечами. И снова кивнула.
— Да, но не так, как я раньше думала. Мне казалось, я буду тосковать по его знаниям, а теперь мне просто хочется услышать его голос. И вспоминаю я его не так уж часто.
— С тех пор как ты видела его в последний раз, ты изменилась, — напомнил Маркус. — Ярдем среди прочего однажды сказал, что горе нельзя переживать так же, как делать работу: мол, если сильнее стараться, то быстрее закончишь. Надо просто меняться так же, как меняешься всегда. И тогда приходит миг, когда ты уже не тот человек, который страдал от горя.
— А с вами это срабатывало?
— Пока нет, — ответил Маркус.
Маэстро Азанпур вернулся с новой чашкой кофе в дрожащих пальцах и поставил ее перед Китрин. Девушка подула, разгоняя пар, и отпила глоток. При виде ее улыбки старый цинна расцвел.
— Спасибо, маэстро.
— Вам спасибо, магистра, — ответил старик и захромал к окнам — закрыть ставни от холода.
Капли дождя стучали все громче, взрываясь белыми брызгами на серой земле. Китрин права. В битве самое страшное — ожидание. Ну, если ты не получишь кинжалом в живот во время боя. Тогда это и будет самым страшным. Или то, что ты жив и бой закончен, а все твое войско полегло.
На дальнем конце площади появился Ярдем — более темная тень на фоне прочих призраков. Он не пытался бежать, даже не ускорил шаг, просто шел мимо рынка и королевских гвардейцев. Становясь с каждым шагом более реальным. Более осязаемым.
Пригнув голову, он вошел в двери.
— Сэр?
— Спокойно, — сказал Маркус, чувствуя, как перехватывает в горле. — Спокойно.
Кирин встала, внешне совершенно невозмутимая — страх в глазах заметил бы лишь тот, кто прожил с ней почти год под одной крышей.
— Ревизор явился? — спросила она.
Ярдем дернул ухом и кивнул:
— Да, магистра.
Китрин
Паэрин Кларк.
Имя она слышала еще в Ванайях — хотя и не помнила подробностей: звучание просто казалось знакомым, как у имен из старинных сказаний и легенд. Дракис Грозовран. Аэза, принцесса мечей.
Паэрин Кларк.
Китрин расправила юбку, аккуратно выравнивая складки. Сердце билось о ребра, как птица в силках, в груди стоял ком, из-за которого накатывали то судороги, то тошнота. Хотелось пить. Чего-нибудь крепкого, способного расслабить, успокоить, придать смелости. А вместо этого приходится держаться, как учил мастер Кит — опущенные плечи отведены назад, спина расслаблена, — и молиться о том, чтобы ее и вправду приняли за спокойно владеющую собой женщину, а не за девчонку в матушкиных юбках.
Тихий мягкий человек сидел в ее комнате за ее столом, положив ногу на ногу и обхватив колено сцепленными пальцами. Редеющие на лбу волосы, узкие плечи — он мог быть кем угодно. Никем. Блокнот со стальным пером лежал здесь же, однако гость не написал ни слова, даже шифром. Вопросы он задавал спокойно и с улыбкой, выговаривая слова с легким нордкостским акцентом.
