Ледяную гладь прочерчивали глубокие трещины, что-то черное квадратное торчало на пол-ладони над поверхностью. Гедер, присев, смахнул снег и обнаружил ларец, полуутопленный во льду и сверху присыпанный снегом. Рядом под тонкой ледяной коркой виднелись еще ларцы, скрытые искусно наметенным снегом. Он поднял глаза. Девушка-возница успела вскочить с места и теперь стояла со стиснутыми руками, вытянув шею в попытке его разглядеть. Гедер достал кинжал и вскрыл замок. Топазы, нефрит, изумруды, жемчуг, золотая и серебряная филигрань — тонкая, как морозный рисунок на стекле. Гедер отпрянул было от неожиданности — и вдруг понял. В груди заполыхало жаром, словно от летнего солнца, тело облегченно расслабилось, лицо расцвело улыбкой.
Он нашел. Нашел пропавший караван и тайное сокровище Ванайев! С Гедером Паллиако, идиотом на побегушках, покончено навсегда: теперь ему не стыдиться ни округлившегося живота, ни пристрастия к чтению! Наконец-то! Его имя полетит в Кемниполь к королю Симеону в золотой карете, влекомой лошадьми с рубинами на уздечках! Его будут восхвалять при дворе, славить и воспевать в высших кругах королевства!
Нет. Конечно, не его. Потому что восхвалять в Кемниполе будут Алана Клинна.
Алана Клинна, который не упускал случая унизить Гедера. Который сжег его книгу.
Гедер глубоко вздохнул и закрыл крышку. Через миг вновь открыл, выгреб две полные горсти камней и ссыпал за пазуху — они легли вокруг живота поверх ремня, туго стягивающего рубаху. Он запахнул куртку, прикрывая выпятившиеся места, вновь закрыл крышку и присыпал ее снегом. Его вдруг затопила радость — темная, всеобъемлющая, несравнимая с прежней. Поднявшись, он пошел обратно к коням и впервые за долгое время не принуждал себя держать голову выше. Девушка не сводила с него глаз, и Гедер, подходя, кивнул ей как старинному другу или любовнице. Как сообщнику. Мимолетным жестом он поднес палец к губам: никому не говори!
Глаза девушки расширились от изумления, она коротко кивнула: не скажу! Гедер ее чуть не расцеловал.
Помощник-тимзин с солдатами уже успел обыскать всю мельницу. Когда вошел Гедер, солдаты разом смолкли, но юношу теперь это мало волновало. Внутри пахло плесенью и дымом, на полу виднелись следы и пятна после ночи, проведенной здесь погонщиками. У дальней стены стояла метла с мокрыми прутьями, каменный пол под ней потемнел от натекшей воды. Гедер сделал вид, что не заметил.
— Что нашли? — спросил он.
— Ничего, милорд, — ответил помощник.
— Теряем время без толку. Собирай людей. Пора в дорогу.
Помощник оглянулся. Один из солдат — молодой тимзин в черной чешуе, сверкающей, как от полировки, — пожал плечами.
— Милорд, мы не обыскали подвал. Если хотите…
— Ты вправду веришь, что мы что-то найдем? — спросил Гедер и, не дождавшись ответа, добавил: — Если честно?
— Если честно — нет.
— Тогда собирай отряд, и в путь.
Караванщик со своего табурета нетерпеливо хмыкнул. Гедер повернулся к нему.
— От имени империи и короля приношу извинения за неудобства, — произнес он, склонив голову.
— Ничего страшного, — хмуро буркнул караванщик.
Снаружи солдаты уже выстроились походным порядком. Гедер осторожно влез в седло — пояс выдержал: камни слегка впились в кожу, но ни один не выпал. Стражники каравана с хорошо разыгранным равнодушием смотрели, как Гедер салютует мечом и пришпоривает коня. С каждым неторопливым шагом он чувствовал, как расслабляется спина. Солнце теперь светило в глаза, почти ослепляя его, и Гедер оглянулся, пересчитывая солдат — не отстал ли кто, все ли здесь. Все.
На подъеме Гедер остановился, помощник подскакал ближе.
— Можем разбить лагерь там же, где вчера, милорд, — сообщил он. — А утром двинуться на юго-запад.
Гедер покачал головой.
— На восток.
— Милорд?
— Едем на восток, — повторил Гедер. — Гилея недалеко, переждем несколько дней в тепле, а потом вернемся в Ванайи.
— Мы возвращаемся? — спросил помощник чуть ли не изумленно.
— Почему бы нет, — силясь не улыбнуться, бросил Гедер. — Все равно ничего не найдем.
Доусон
«Зимние дела». От одних этих слов веяло безысходностью.
С самой длинной ночи до первой оттепели антейские аристократы сидели по замкам или присоединялись к королевской охоте. Возвращались к женам и любовницам, вникали в успехи подрастающих сыновей, пересчитывали доход с владений. Зима для высокородных — время домашнего покоя, отдыха у камина. При всей любви к Кемниполю Доусон, пробираясь сквозь выстуженные, пропахшие дымом улицы, чувствовал себя частью племени мелких придворных, купцов и прочего сброда. Однако дело того стоило, и оскорбление своему достоинству он сносил стойко.
И не он один.
— Не понимаю, почему вы так ненавидите Иссандриана, — сказал Канл Даскеллин, барон Ватермарк, протектор Нордпорта и чрезвычайный посол его величества в Нордкосте. — Он, конечно, самовлюбленный красавчик, но если считать грешниками всех гордецов и честолюбцев, то святых при дворе не окажется.
Доусон откинулся на спинку кресла. Залы Медвежьего братства поражали безлюдьем. Сиденья и подушки, обтянутые плотным шелком и кабральской парчой, пустовали; в комнатах, призванных даровать прохладу знойным летом, тут и там стояли жаровни. Служанки, которые обычно сбивались с ног, бегая по поручениям членов братства, теперь маячили в дверях и переходах в ожидании слова или знака. Летом в просторных удобных залах собиралась добрая сотня самых именитых сынов империи — выпить вина, выкурить трубку, обсудить государственные дела. Теперь, стоило Доусону чуть повысить голос, стены вторили гулким эхом.
— Дело не в характере, а во взглядах, — ответил он. — Маас и Клинн не лучше, но Иссандриан держит их в узде.
— Разница во взглядах вряд ли оправдывает… что? Заговор?
— Взгляды рано или поздно переходят в действия. Чтобы добиться власти, Иссандриан, Маас и прочие не прочь опереться на самую низшую публику.
— Фермерский совет?
— И это тоже, — кивнул Доусон. — Если они намерены отстаивать права толпы, то долго ли ждать, пока толпа начнет отстаивать сама себя? У нас и так ограничения — на рабов, на служанок-постельниц и холопов на господской пашне, причем все введены недавно, на нашем веку! И виной тому разные Иссандрианы, заигрывающие с работным людом, купцами и шлюхами.
Канл Даскеллин протяжно выдохнул. Тусклый зимний свет, падающий на его темную, почти по-лионейски смуглую кожу, не давал толком разглядеть лицо, однако Доусону хватило и того, что Даскеллин не стал спорить. И наверняка у него есть свой интерес, иначе он отказался бы от встречи.
— Самое время истинному духу Антеи пробудиться, — продолжал Доусон. — Эти псы думают, что они заправляют всей охотой. Их пора окоротить, и если мы будем дожидаться, пока принц Астер отправится под кров Иссандриана…
