— Многие так и думают. Но есть и те, кто верит.
За окнами темнело, солнечные лучи из золотых становились алыми. Доусон потер лоб ладонью. В Кемниполе все идет так, как он предполагал. И Клара направляется в самое средоточие хаоса. Надежда, затеплившаяся было перед ее отъездом, теперь казалась наивной. Доусон без колебаний дал бы отсечь себе руку в обмен на то, чтобы банкир приехал неделей раньше. Теперь слишком поздно. Все равно что пытаться удержать брошенный камень.
— А Симеон? — спросил Доусон. — Как он себя чувствует?
— Тяжкое время не проходит для него бесследно, — ответил Паэрин Кларк. — И для его сына, по-видимому, тоже.
— Мне кажется, нас убивает не смерть, а страх, — заметил барон. — А что в Астерилхолде?
— Мои источники сообщают, что Маас вступил в переговоры с семью высокопоставленными придворными вельможами. Есть сведения о золотых займах и обещаниях поддержки.
— Он собирает армию.
— Именно.
— А Канл?
— Тоже пытается.
— Скоро ли дойдет до битв?
— Этого никто не знает, милорд. Если вы будете осторожны и вам не изменит удача — то, может, и никогда.
— Слабо верится. С одной стороны Астерилхолд, с другой — вы.
— Нет, милорд. Мы оба знаем, что я приехал искать выгоду, а междоусобица в Антее выгоды не принесет. В случае войны мы не примем ничью сторону. Я исполнил здесь все, что мог, и больше в Кемниполь не вернусь.
Доусон сел прямо. В улыбке банкира подозрительно сквозила то ли жалость, то ли сочувствие.
— Вы бросаете Даскеллина? Именно сейчас?
— Антея — одно из величайших королевств в мире, — ответил Паэрин Кларк. — Однако тот, на кого я работаю, ведет игру на пространствах более обширных. От души желаю вам удачи, но Антею терять вам, не мне. Я уезжаю к югу.
— К югу? Что там такого важного, что не можете остаться?
— Осложнения в Порте-Оливе, которые требуют моего присутствия.
Китрин
Китрин стояла у парапета набережной. За спиной лежал город, перед глазами простиралась неохватная голубизна моря и неба. Там, где бледное мелководье переходило в глубинную океанскую синеву, покачивались на волнах пять кораблей. Мачты поднимались над водой, как деревья, свернутые паруса покоились на реях. Мелкие рыбацкие плоскодонки спешили укрыться в порту или просто уйти с дороги: из порта к кораблям уже наперебой стремились десятки лоцманских лодок, надеясь на почетную роль проводника.
Из Наринландии наконец-то прибыли долгожданные суда — под флагами Биранкура и Порте-Оливы. Из семи, отправленных некогда в плавание, вернулись одновременно пять, остальные два то ли отбились в шторм или при нападении, то ли просто сменили маршрут. Может, придут через день-другой, а может — никогда. Китрин сверху видела, как у причала нетерпеливо метались купцы, обуреваемые надеждами и страхами: не их ли корабли сгинули? А когда суда подойдут к пристаням, счастливцы-негоцианты из тех, кто снаряжал корабли в плавание, поднимутся на борт, сверят контракты и накладные и выяснят, прибыльным ли оказалось плавание. А несчастливцы будут в ожидании тосковать у причалов или сидеть в портовых харчевнях, выспрашивая у моряков новости.
А потом, когда капитаны кораблей отчитаются о всех сделках, когда грузчики начнут таскать товары из трюмов на склады, когда торговая лихорадка пронесется над Порте-Оливой, как ветер над водой, — тогда настанет пора готовиться к следующему плаванию. На верфях будут чинить корабли, новые клиенты вступят в переговоры с капитанами. И Идерриго Беллинд Сиден, верховный наместник Порте-Оливы, вновь призовет капитанов и глав гильдий и милостиво рассмотрит предлагаемые ему планы по превращению Порте-Оливы из рядового города в центр морской торговли.
А в руке Китрин лежит письмо, написанное зелеными чернилами на бумаге гладкой, как пролитые сливки, — письмо, запрещающее ей какую бы то ни было деятельность. Девушка раскрыла его в очередной раз и перечла. Текст, конечно, зашифрован, но после всех лет, проведенных над документами и записями магистра Иманиэля, слова читались свободно.
«Магистра Китрин бель-Саркур, вам надлежит немедленно прекратить все переговоры и заключение сделок от нашего имени. Наш верховный ревизор и представитель главной конторы банка, Паэрин Кларк, свяжется с вами в ближайшее время. До встречи с указанным лицом вам ни под каким видом не позволяется размещать либо принимать денежные вложения и займы, а также вступать в деловые договоренности с партнерами».
Внизу стояла подпись самого Комме Медеана — неровные буквы, выведенные подагрической рукой старика. Письмо пришло неделю назад, Китрин никому его не показывала. Первое известие от головного банка не несло в себе ничего нового: как она и предвидела с самого начала, к ней присылают ревизора. Он вернет банку средства, потерянные Ванайями, и на этом кончатся все ее мечты о том, чтобы оставить банк на плаву и провести его к успеху, как лоцманские лодки сейчас проведут в бухту торговые корабли. Она вновь станет собой. Не погонщиком Тагом, прячущимся в тени со своей контрабандой, и не магистрой Китрин. Только теперь с ней не будет ни Безеля, ни Кэм, ни магистра Иманиэля. Ни Ванайев.
А на такое она не пойдет.
Китрин легко перевела дух — так, что даже вздохом не назовешь, — и разорвала страницу пополам. Потом еще пополам. И еще. Когда письмо распалось на мелкие клочки, каждый из которых вмещал лишь цифру или букву условного кода, девушка бросила их через парапет набережной. Обрывки закружились под ветром.
Лоцманские лодки уже сновали между торговыми судами — там лоцманы окликали капитанов, те что-то отвечали, и под взглядом Китрин первый из кораблей двинулся вперед, к берегу, словно делая последний шаг в долгом ежегодном путешествии. Девушка отвернулась и пошла обратно к банку.
Двери стояли открытыми — ради прохлады. Завидев хозяйку, переступающую порог, Жук поспешно вскочил, словно его застали за ненужным занятием. Позади него потянулся и широко зевнул Ярдем.
— Где ты была? — спросил капитан Вестер.
— Где и все горожане. Смотрела на прибывшие корабли, — ответила девушка. В мозгу царила странная легкость, почти до головокружения.
— Твой маэстро прислал из кофейни уже трех посыльных — ты ему нужна.
— И что вы ответили?
— Что ты занята и вернешься после полудня. Я ошибся?
— Вы? Такого не бывает, — заявила Китрин и в ответ на подозрительный прищур капитана звонко рассмеялась.
Несмотря на жару, для приема во дворце наместника Китрин надела темно-синее платье с длинными рукавами и высоким воротом, а волосы уложила под мягкий чепец, заколов его серебряной шпилькой с лазуритом — чуть ли не последней из ванайских драгоценностей. Наряд больше подходил для прохладной осени: в летнюю жару по спине стекала струйка пота, но появляться перед Кахуаром Эмом в более открытом платье девушка не хотела, а уж надевать подаренное им ожерелье или брошь и вовсе было ни к чему.
