– Чтобы присмотреть за Ленором, конечно. Дарентел беспокоится за брата. И теперь я вижу, что не зря. Ты жалок, Дагеор. Ничего не стоишь. Но почему? Почему тебя назначил Верховный Жрец? Почему за тебя вступились студенты? Я не понимаю. Ты же ноль как профессор.
Мне начинал надоедать этот фарс. И бешенство Гаденыша, который старался побольнее укусить, но вызывал у меня только жалость. И вся ситуация, в которой я оказался. Я поднялся и пошел к двери. Судьбе Гардена не позавидуешь. Он женится на Амалии, она превратит его жизнь во тьму. Скорее всего, до конца своих дней Киримус будет помнить о Мии и ненавидеть ее, обвиняя в своем несчастье.
– Я не хотел тебя убивать.
Я остановился и обернулся. Гаденыш сидел на том же кресле, обхватив голову руками.
– Не хотел, – повторил он. – Просто разозлился. Из-за Амалии, из-за Мии, своего поражения. Не знаю, что делать. Тебе проще. Ты свободен. А меня загнали в угол. С ума можно сойти.
– Никто не может загнать тебя в угол, кроме тебя самого, – ответил я. – Ты либо сам распоряжаешься своей жизнью, либо это делает кто-то другой. Верность – хорошее качество, Гарден. Но это не значит, что ты должен отказаться от того, что тебе дорого. И от себя в том числе.
Я закрыл дверь. Неприятный разговор. Отвратительный. Словно в грязи извалялся. С одной стороны, жаль глупца. С другой – он заслужил. И меня жалеть не собирался. Не будь подарков Жреца, меня бы уже и в живых-то не было. А я не хотел терять свою жизнь из-за чьего-то больного самолюбия.
Я надеялся, что меня оставят в покое и дадут возможность обдумать все, что сказал Гаденыш. Не тут-то было. Стоило умоститься в кресле, как в двери постучали.
– Входите, – отозвался я, хотя больше хотелось сказать «провалитесь во тьму».
Не прошло и секунды, как пожалел, что вообще отозвался. На пороге появилась Амалия. В ярко-алом платье, с мерзкой ухмылочкой на губах.
– Не желаю с вами разговаривать, – заявил, прежде чем она сделала хоть шаг ко мне.
– Зато я желаю, господин профессор, – присела Амалия в кресло напротив. – Уверяю, это не займет много времени.
– Слушаю вас.
Смотреть на нее было неприятно. Слушать тоже. Но я понимал, пока Амалия не выскажет, зачем явилась, – не уйдет. А она все тянула.
– Аланел, – наконец дождался я хоть слова, – не поверишь, но я пришла с миром. Ты великолепно дрался с Гарденом. На миг даже пожалела, что упустила тебя.
А я об этом не жалел. И, думаю, Амалия прекрасно поняла это по выражению моего лица, потому что улыбнулась и продолжила:
– Не беспокойся. Считай, что это было испытание. Не для тебя, для Гардена. Думаешь, я не знаю, зачем он на мне женится? Деньги, дражайший Аланел. Проклятые деньги, которые нужны крону. Наш крон – тот еще мот, чтобы ты знал. Приказал своему верному псу вскружить мне голову – и Гарден побежал исполнять приказ.
Вот теперь мне стало интересно, и я весь превратился в слух.
– Можно, конечно, спросить, почему я согласилась на этот брак, – Амалия откинулась на спинку кресла и так на меня посмотрела, что стало жарко. – Да потому, что он мне нравится. Хочешь – верь, хочешь – нет. Вот только я хотела испытать его. Понять, смогу ли рассчитывать хотя бы на преданность и защиту. Он вышел на бой – уже хорошо. Но проиграл его. Последний выпад ничего не значит. Мы все видели, кто остался победителем. К чему я это все? Ах да. Будь осторожен, милый Аланел. Как тебя тут называют? Профессор Аль? Так вот, берегись, профессор. Ты не сильно-то угоден короне. Верховный Жрец знает об этом, но крон побаивается Мартиса. И вынужден принять его решения: и об открытии этой академии, и о твоем назначении на пост.
– Зачем? Зачем все это Верховному Жрецу? – спросил я.
– Если бы знать, – Амалия покачала головой. – Увы, я тоже не всесильна. Но у меня есть влиятельные друзья, а у тебя их нет. Дарентел хочет избавить отца от влияния Мартиса. Если ему это удастся, хватай Ленора, Мию и бегите отсюда. Принцессочке-то папаша не угрожает, но я знаю, в кого влюблен мой будущий муж, и сама от нее избавлюсь.
Я замер. Что вообще происходит? Час от часу не легче! Как это понимать? Крон хочет избавиться от Ленора? И пожертвует ради этого дочерью? А наследный принц жаждет свергнуть Верховного Жреца.
– Я пойду, – поднялась Амалия. – Спасибо, что не убил этого идиота. За мной должок, профессор.
– Подожди, – подскочил и схватил ее за локоть. – Амалия, это правда? Я ничего не понимаю!
– Правда, – тряхнула дан Круаз рыжими кудрями. – Тебе не нужно понимать, профессор Аль, надо делать. Если жрец умрет, увози мальчишку. Если умрет крон – тоже увози. Наследник престола не очень хочет видеть рядом того, кто может занять его место. И берегись Гардена. Он слишком предан принцу.
Амалия ушла. А я упал в кресло и долго-долго сидел без движения, пытаясь осмыслить услышанное. Не может быть. Этого просто не может быть. Насчет Гаденыша я не сомневался – мерзкий тип, способный на все. Но принц Дарентел! Я, конечно, не знал его лично, но Ленор хорошо отзывался о брате. Говорил, они ладят. В чем же дело?
«Эй, хватит сидеть столбом, – вывел меня из оцепенения голос Реуса. – А ты как думал? Власть – это такая штука: отпил глоток – хочется всю чашу, а выпил чашу – жажда только выросла».
– Что мне делать? – спросил у меча.
«Послушайся свою несостоявшуюся жену. Она дело говорит. Придется тебе вмешаться в политику, друг мой. Раз уж ты – наставник Ленора».
– Почему я? Все время думаю и не могу понять.
«А мне кажется, ясно как белый день. Жрец думает, что ты позаботишься о Леноре. Крон, наоборот, считает, что ты не сможешь защитить принца. И поэтому согласился на твою кандидатуру. Амалия ясно сказала, да ты, дурень, не сложил два плюс два».
– Ты еще и математик, – вздохнул я. Кажется, меч прав. Одна сторона верит в меня, другая, наоборот, надеется, что я ни на что не способен. Обидно. А самое интересное, что в случае чего нас с Ленором и искать не придется – приезжай в академию и вяжи. Хорошо придумано. При этом младший сын под ногами не мешается, сидит себе, грызет гранит науки. Чем не прелесть?
Остался один вопрос – как я дал себя в это впутать? Никогда не интересовался политикой, при дворе никогда не бывал. И вдруг – это. Конечно, Ленора на произвол судьбы не брошу. Но как же это злило!
Остаток недели ничем не отличался от ее начала. Я валялся на кровати и смотрел в потолок. Иногда читал книги. Принимал многочисленных посетителей. Они-то мне и рассказали, что Амалия уехала на следующий день после нашего разговора, а Гаденыш в главном корпусе почти не показывается. Сидит в своем кабинете, никого не принимает.
За эти дни у меня побывали все: профессора, студенты, даже нуги – и те пришли пожелать скорейшего выздоровления. Так бы я отдыхал еще долго, если бы впереди не маячил неведомый зверь под названием «практика».
