По словам одного из адвокатов, после той передачи «Серхана тревожило, что его мать и братья не видят в Кеннеди того опасного, преступного злоумышленника, какого видит он, и, кажется, по этому поводу произошло несколько ссор».
5 июня 1968 года, ровно через год после начала Шестидневной войны, Серан Серхан отправился в отель «Амбассадор». На кухне он дослушал до конца речь Кеннеди. А потом, когда Кеннеди проходил через кухню, достал восьмизарядный 22-миллиметровый «Ивер Джонсон» и, преградив ему дорогу, выстрелил.
Таковы факты. Однако, если Серан Серхан стоял перед Кеннеди, каким образом он трижды попал ему в спину?
Мюррей приехал в половине одиннадцатого. Я слышал, как он орет в коридоре. Через несколько минут Мойерс ввел его в комнату.
– Берите пиджак, – сказал мне Мюррей.
В лифте мы молчали. Я хотел заговорить, но Мюррей приложил палец к губам.
Температура упала на несколько градусов, поэтому я задрожал, проходя через стоянку к его машине.
– Существует миф, – заговорил Мюррей, – что агенты Секретной службы клянутся на крови защищать президента не щадя жизни. На самом деле такой клятвы нет.
Мы сели в его «порше», я пристегнулся.
– В вашей машине всегда чувствую себя пилотом истребителя.
Он завел машину и вырулил за ворота, на ходу показав охраннику средний палец.
– Последние новости, – сказал он. – Я связался с министерством юстиции. Меня послали в госбезопасность. Я позвонил в госбезопасность, там сказали – звоните в Секретную службу. Тогда я позвонил своему знакомцу из ФБР. Тот сказал, что Дэнни держат в центре Лос-Анджелеса. Ему оказали первую помощь, но в больницу не отправили. Насколько известно моему знакомому, пуля еще в ноге.
– Он может лишиться ноги, Мюррей.
– Спокойнее. Тогда я позвонил другому знакомому, из CBS, и слил ему сюжет о том, как Секретная служба отказывает Дэнни во врачебной помощи. Это попадет в одиннадцатичасовой выпуск новостей.
Опустив глаза, я увидел на своей рубашке красное пятно. Порезался? Потом я вспомнил, как мы с Фрэн жевали пиццу перед телевизором. Кажется, двести лет прошло.
– Мой приятель сказал еще, что на некоторые фотографии попал Дэнни, спускающий курок, – продолжал Мюррей. – Это точно он, ручаюсь.
Я не верил. Этот мальчик плакал, когда умер соседский кот. Пока сам не увижу снимки, не поверю, что он не оказался рядом случайно.
– Его кто-то подставил, – сказал я.
Мюррей поднял бровь, словно успокаивая: «Конечно-конечно». Но я видел, что он уверен в обратном.
Как врач, я спросил себя, что могут дать фотографии. Сын с пистолетом или сын, стреляющий из пистолета. Это разные вещи. Мальчик был в толпе. Убийца стреляет, завязывается схватка со зрителями, мой сын затерт в свалке. В его руках оказывается пистолет. Правдоподобно? Нет, но возможно, а в моей профессии маловероятное иной раз оказывается правдой.
Два года назад у меня был пациент, который обратился в больницу с болями в груди. Обследование показало воспаление перикарда. Он жаловался на потерю веса и аппетита. Клинический анализ крови показал повышенное СОЭ, повышено было и давление. Осматривавший его резидент диагностировал классическое заболевание сердца и вызвал кардиолога. Две недели ему лечили сердце, а состояние ухудшалось. Заметив на его плечах и бедрах ливедо ретикулярис, лечащий врач вызвал меня.
Мы вместе пересмотрели симптомы. Потом я побеседовал с пациентом. Он рассказал, что несколько месяцев назад перенес острый гепатит В. Когда исследование функции почек показало азот мочевины более сорока миллиграммов на децилитр, я понял, что дело не в сердце. Пациент страдал узелковым полиартериитом – при этой болезни неизвестной этиологии иммунные клетки атакуют стенки артерий. Мы назначили ему преднизон и циклофосфамил, от чего состояние сразу улучшилось.
Все смотревшие его врачи уверяли, что проблема в сердце. Но в медицине не следует останавливаться на простейших допущениях. Факты бывают обманчивы. Люди склонны замечать только те симптомы, которые подтверждают предполагаемый диагноз, между тем обращать внимание следует на те, которые в него не вписываются.
Мы ехали на север по трассе I-90. У меня зазвонил мобильный. Я ответил. Звонил Дин.
– Тебе забронирован рейс из Кеннеди на Лос-Анджелес. Через час. Успеешь?
Я посмотрел на Мюррея:
– Аэропорт Кеннеди.
Он ушел на три полосы вправо, на пятидесяти вышел к развороту, надавил гудок, развернулся и погнал по шоссе в обратном направлении. Сердце у меня билось в подмышке.
– Дэнни увезли в больницу Седарс-Синай, – говорил Дин. – Утром переведут в федеральную тюремную, и тогда, чтобы добиться свидания, у тебя уйдет не одна неделя. Если успеешь до того, тебя наверняка пустят его повидать.
– Спасибо, Дин.
– Моего имени не называй, – сказал он. – Я всю жизнь служу демократической партии. Мне не хотелось бы, чтобы об этом проведала пресса.
– В могилу унесу, – пообещал я.
– Ну, – отшутился Дин, – в могилу не стоит. В такую даль ничего не стоит нести с собой.
Мы добрались до аэропорта с запасом в пятнадцать минут. Мюррей, высадив меня, сказал, что поедет прямо ко мне домой. Обещал беречь мою семью как свою. По его глазам было видно, что он подсчитывает, сколько часов проставить в счете. По пути к терминалу миновал три поста охраны. Чемодан Мюррею пришлось ставить на ленту не один раз, а дважды. Один из проверяющих объяснил, что госбезопасность повысила уровень угрозы с желтого до красного.
– Из-за того мальчишки, что застрелил сенатора, – сказал он.
«Тот мальчишка». Сюжет складывался. В нем были герой и злодей. Еще немного – и моего сына будет уже не спасти.
Аэропорт бурлил безумным котлом. Люди метались, выпучив глаза. Повсюду вооруженная охрана, военные. В наше время путешествие по воздуху и без того сравнимо с мытарствами беженца. Сегодняшний перелет был и того отчаяннее. Мы, путешествующие американцы, походили на африканцев, которых гонит по пустыне жажда; на албанцев, под оглушающие разрывы бомб бегущих в палаточные города. Мы раздевались, проходя через сканеры, наш багаж тщательно перебирали, суровые люди в форме обводили щупом наши тела, нас стерегли солдаты и собаки, обученные вынюхивать взрывчатку. Мы предъявляли проездные документы и паспорта, молясь о том, чтобы наши имена не всплыли в каком-нибудь списке.
Я, отец прославившегося на всю страну стрелка, не сомневался, что очень скоро меня опознают, и люди в белых рубашках с автоматическим оружием препроводят меня в темное нутро своей машины. Однако бюрократия славится нерасторопностью и несогласованностью действий. Я все ждал, что меня попросят отойти в сторону, а прошел досмотр почти без запинки. На самом деле мое имя попало в списки только через несколько недель – факт, вызывающий как облегчение, так и обеспокоенность по поводу способности государства обеспечить нам безопасность.
