— …успокоиться?
— Мне кажется, я подвергаю семью опасности.
— Сколько людей живет на Луне?
— Что? Примерно полтора миллиона.
— Миллион семьсот тысяч. Кажется, что это много, но недостаточно много, чтобы мы могли не беспокоиться о генофонде.
— Близкородственное скрещивание, скопление мутаций, дрейф генов. Фоновая радиация. Я это в школе учила.
— И у каждого свой механизм борьбы с этим. Мы усовершенствовали систему абусуа и все правила относительно того, с кем нельзя заниматься сексом. Ты у нас кто?
— Бретуо. Асени, Ойоко и, конечно, моя собственная абусуа.
— Суни женятся на всех и каждом, половина лунных жителей — Суни; у Корта их странная система мадриний, но генофонд свой они держат открытым и чистым. А с Маккензи все иначе. Их семья закрыта на все замки, они боятся загрязнить родословную, разбавить свою идентичность. Они заключают браки внутри семьи и не брезгуют обратным скрещиванием; откуда, по-твоему, взялись все эти веснушки? Но это рискованно — очень рискованно, поэтому им нужны гарантии того, что потомки будут нормальными. Они наняли нас, чтобы конструировать генетическую линию. Мы этим занимаемся уже тридцать лет. Это наш секрет, но такова причина, по которой нам не надо бояться Маккензи. Они боятся родить двухголового ребенка.
Абена шепчет молитву Иисусу.
— Асамоа хранят чужие секреты. Но ты следи за Лукасинью, Абена. Маккензи не посмеют нас тронуть, но они не забывают обид, и ножи у них длинные.
Заббалины аккуратно подбирают и уносят мертвых голубей, которые усеивают сады Джонатона Кайода. Их выпуск был запрограммирован; клетки распахнулись, и птицы взмыли в небо, хлопая крыльями, пронеслись над головами расходящихся гостей. Ариэль осторожно, с тихим жужжанием пробирается сквозь гниющие розовые лепестки. Она не доверяет своим роботическим ногам на скользкой слизи. Как и мать, она испытывает отвращение к живой материи. Органика так быстро становится омерзительной.
Джонатон Кайод принимает ее в своих апартаментах, откуда открывается вид на сад. Ленты и посеребренные фрукты все еще украшают цитрусовые деревья, лужайки усеяны пищевым мусором. Боты усердно трудятся, но за вечеринкой из четырехсот гостей прибрать непросто.
— Ну и бардак, — говорит Джонатон Кайод, приветствуя Ариэль.
— Мы нанимаем людей, чтобы они ликвидировали наш бардак, — замечает Ариэль.
— У меня не было возможности упомянуть об этом во время «праздника», но просто чудесно, что вы так подвижны. Длинные платья вам к лицу. Я побывал в паре мест. Свадьба года обернулась фиаско, но тетя жениха установила новый модный тренд. Как дела у мальчика?
— Асамоа его приютили.
— Вы всегда были близки, Корта и Асамоа.
— Джонатон, я хочу, чтобы вы это прекратили.
Джонатон Кайод качает головой, касается пальцем лба.
— Ариэль, вы знаете не хуже меня…
— Если КРЛ хочет, чтобы что-то произошло или не произошло, КРЛ находит способ.
Они сидят по разные стороны низкого столика. Бот приносит два «Зардевшихся мальчика».
— Знаете, они пришлись мне по вкусу, — говорит Орел.
Ариэль сегодня не может сказать того же самого. Орел делает глоток. Он пьет шумно.
— Прошло два года с последнего поединка в Суде Клавия, — говорит Ариэль.
— Не совсем. — Джонатон Кайод ставит бокал на стол. — Альяум против Филмус.
— Там бы ни за что не дошло до ножей. Я это знала. Маландрагем. Так я и побеждаю. И эти два дела совсем разные. То было делом о разводе. А здесь у нас старомодный вызов на дуэль, поединок во имя чести.
— Брайс Маккензи прям вцепился в вашего брата.
— Вы можете все отменить, Джонатон.
— Уверены, что не хотите выпить? — спрашивает Орел Луны, поднимая бокал, и поверх его края смотрит в глаза Ариэль. Его взгляд быстро перемещается к задней части апартаментов: один, два, три раза. Ариэль широко распахивает глаза.
— Для меня немного рановато, Джонатон. — В суде и среди адвокатов ходит стандартная шутка о том, что Эдриан Маккензи связал Орла Луны по рукам и ногам, словно собираясь демонстрировать его в качестве образца сибари. Выходит, это не шутка.
«Им нужна кровь», — беззвучно говорит он.
— Кто представляет Лукаса?
— Карлиньос.
Рот Джонатона Кайода приоткрывается от потрясения. «Твой око не сообщил тебе, что им нужна кровь из сердца».
— Они назначили защитником Хэдли Маккензи. Нам пришлось соответствовать.
Она не позволит Орлу Луны отвести взгляд. «Ты можешь это все остановить, спасти двух молодых людей».
— Джонатон?
— Я не могу вам помочь, Ариэль. Я не закон.
— Похоже, у меня это превращается в привычку, но пошел ты на хер. — Ариэль приказывает робоногам поднять себя. Подбирает свой клатч. Поднимает голос, точно в зале суда, чтобы сказанное достигло дальней стены гостиной: — И ты тоже иди на хер, Эдриан. Я надеюсь, мой брат разрежет твоего на части.
Он вернулся в Боа-Виста ради битвы. «Я бы так не смогла», — думает Ариэль. Даже в самый темный час, когда она чувствовала, как ее вскрывают, шарят внутри, насилуют, когда она страшилась, что больше никогда не сможет ходить на своих прекрасных ногах, когда видела нож всякий раз, закрывая глаза, она не позволила матери отвезти себя назад в Боа-Виста. Ты тоже видишь нож, Карлиньос. Каждый раз. Он позади меня, он впереди тебя. Меня бы парализовало от страха.
Он лежит на животе на столе в павильоне Носса Сеньора да Роча. С края купола капает вода, собравшаяся от брызг из водопада Ошуна. Над его телом трудится массажист, глубоко погрузив пальцы в мышечные волокна. Карлиньос постанывает — его тихие крики напоминают секс. Ариэль это отвратительно: другой человек касается твоего тела так интимно. Другой коснулся ее тела, и это было интимнее массажа или секса.
Карлиньос поворачивает голову и широко улыбается при виде сестры.
— Ола.
— На этот раз мой серебристый язык меня подвел, Карлу.
Лицо Карлиньоса искажается в печальной гримасе. Он морщится, когда массажист опять забирается глубоко. «Ты великолепен, — думает Ариэль, — и у меня в голове ножи, рассекающие эту безупречную кожу, и меня переполняет холодный ужас».
— Прости.
— Тебе не за что извиняться, — говорит Карлиньос.
— Я могу попытаться… Нет, я ничего не могу сделать. У меня закончились слова. Они получат свою дуэль.
— Знаю.
Ариэль целует брата в шею, чуть ниже затылка.
— Убей его, Карлу. Убей его медленно и больно. Убей у них на глазах, чтобы они увидели, как истекают кровью все их планы по поводу нашей семьи, все до единого. Убей его ради меня.
