И просто ждала, когда он тоже поймет, что любит меня. Наконец это случилось – в ночь Коронации, когда меня выбрали принцессой Двора разбитых иллюзий. Хотя, может, название было другим, я не могу помнить все. Но самое важное помню. Я сказала ему прямо перед своим выходом: «Не буду брать тебя за руку». Он не сразу понял. «Что?» – «Не возьму за руку, когда буду делать реверанс. Сама поднимусь. Аплодируют громче, если сделать все самой». Понимаешь, этот реверанс больше напоминает поклон: надо тянуть одну ногу назад и нагибаться так, чтобы почти коснуться лбом пола. А платье такое тяжелое, что в нем трудно даже стоять. Большинству девушек приходилось держаться за руку кавалера, чтоб подняться. А мне не пришлось, ясно? Мне хлопали громче всех, и когда я поднялась, увидела в глазах Клея, что наконец-то стала и его принцессой.
Потом была вечеринка в доме Магуайров в Монте-Висте. Мы знали это место, играли там детьми. Огромный двор, множество секретных мест, куда обычно не заглядывают женщины на высоких каблуках и мужчины в лакированных туфлях. Выдалась дождливая неделя, земля была мягкая. Я сняла туфли, взяла его за руку и повела в один из потаенных уголков, где дети Магуайров любили строить крепости, скрывшись за пеканами и тополями. Там я его и поцеловала. Он сначала испугался, но потом уже не хотел останавливаться. Какая-то олдовая группа играла «Все внимание – тебе»
[212]. Мне хватило бы и поцелуя. Но я сняла платье – не платье принцессы, а уже обычное, от «Нейман Маркус», – и повесила его на дерево. «Что ты делаешь?», – спросил он. «Если не снимем одежду, она испачкается», – ответила я. У него до этого была только одна девушка – тупоголовая ботанша. Она не в счет. И мои парни тоже уже не считались. Теперь у меня был он. Я знала, что ему больше никого не захочется, кроме меня. Потом нужно было просто ждать, чтобы он подошел по собственной воле. Два дня спустя так и случилось. Он явился ко мне в комнату среди ночи, но не посмел заниматься со мной любовью в доме, где нас мог услышать Гас. Поэтому мы пошли в гараж и залезли в старый «Линкольн», как два подростка, которым некуда идти. Вообще-то, мы и были подростками, которым некуда идти.
Когда мы иссякли, уже светало. У меня порвалось ожерелье, и мы собирали бусинки по всему салону и смеялись, гадая, что подумал бы Гас, найди он хоть одну. Тогда Клей и спросил меня: «Ты когда-нибудь завтракала в Аламо?»
Самый счастливый момент в моей жизни. Люди постоянно так говорят, но никогда – серьезно. Они просто не могут знать. Я – знаю. Мне двадцать три, и мир вознамерился сохранить мне жизнь, несмотря на то, что самый счастливый ее момент минул шесть лет назад, когда Клей пригласил меня на завтрак.
Я прошу прощения за боль, которую причинила, за весь ущерб, который нанесла. Не прошу только у Дардена и Уикса, единственных, кто заслуженно понес наказание. И то это произошло лишь после того, как я легла под них, позволив им войти в меня и истощив их силы, чтобы они уснули, и Стив смог взять их и сделать то, что должен был. Прошу прощения за то, что едва не забрала у тебя любимого. Я никогда не хотела этого делать. Послала тебе письмо в надежде, что ты сможешь его спасти. Я не думала, что это затянется, что Стив будет так настойчив, стараясь избавиться от него, что Ворон так решительно будет пытаться спасти меня.
Искренне надеюсь, что ваши лучшие моменты еще впереди.
Тесс сложила письмо и поставила на него стакан, чтобы не унесло ветром. Есть на улице в середине ноября – техасская привычка, перенятая ею с удовольствием. Семьдесят пять градусов
[213], ясное голубое небо. Ларри Макмертри
[214], чье творчество скрасило две последние недели, пишет, что именно благодаря небу Техас такой особенный. Не только, подумала она. В такой день, как этот, и в таком ресторане, как «Ла Калеса», запросто влюбишься в Техас. В этот момент Тесс осознала, что только сейчас, когда она полностью отдалась Сан-Антонио и его очарованию, она готова покинуть город. Она долго боролась с ним, а он все время давал сдачи.
Может, город боролся за Ворона?
– Так куда попадет Эмми? – спросила Тесс Рика. – В суд или в лечебницу?
– Слушания о вменяемости состоятся явно не в ближайшие несколько недель. По-моему, она так решительно старается доказать свою нормальность, что это может стать лучшим свидетельством ненормальности.
– А Гас?
– Под арестом, и, уверен, его будут судить. Хотя и не вполне уверен, что вынесут приговор. Слыхал, самые влиятельные горожане уже выстраиваются в очередь, чтобы дать показания о моральном облике подсудимого. Зато Клей точно будет свидетельствовать против. Но наиболее изобличающим доказательством оказывается признание Гаса собственному сыну. Ведь Дарден, Уикс и Стив Виллануэве мертвы, а все остальное либо просто молва, либо слишком несущественно. В общем, для суда это никоим образом не плевое дело. И все же я рад, что не выступаю адвокатом Гаса Штерна.
– А ведь было время, – тихо вставила Кристина, – когда у тебя слюнки бы потекли при возможности взяться за такое.
– Это было до того, как мне пришлось выжать себя как лимон, чтобы оправдать свою невесту по обвинениям в воровстве и преступном нанесении ущерба. Не говоря уже о нападении.
– Нападении? – спросил Ворон, который вел себя необычно тихо и смотрел на еду без особого аппетита.
– Кетчуп считается, – сказал Рик и поцеловал левую руку Кристины, на которой красовалось кольцо с бриллиантом и которую он, казалось, больше не собирался выпускать.
Ворон засмеялся, но поморщился от боли. Тесс посочувствовала ему. Хуже нет во время смеха вспоминать, как ты хрупок, как тонка грань между жизнью и смертью. Она перенесла подобное весной, отделавшись, правда, ушибом ребра. Воспоминания Ворона будут жить значительно дольше.
– До свадьбы-то заживет? – спросила Кристина.
– А мы оба к вам приглашены или только Ворон?
– Оба. – Норвежка сделала паузу. – Хотя тебя, наверное, посадим со стороны жениха.
– Посмотрим, – сказала Тесс. – Еще целый год. Многое может случиться за год.
– Да уж. Уверен, мы с Крис еще разойдемся раз шесть-семь за это время, – сказал Рик. А потом так осторожно-осторожно спросил: – А вы чем собираетесь заняться?
– Прежде всего я собираюсь заставить миссис Нгуен отказаться от мысли, что Эсски – талисман «Ла Каситы». Им обеим нелегко будет это принять. Но нужно привезти Ворона в Шарлотсвилл, где он сможет воссоединиться наконец со своими родителями.
– А потом?
