Я смотрела на него, изнывая от бессильной, обжигающей злобы, и с удивлением понимала, что этот монстр что-то испытывает ко мне. Что-то, не поддающееся определению и не имеющее название. Именно испытывает, а не чувствует, и теперь я знала, как давать сдачи – причинять боль и ему. Я не упущу ни одной возможности ударить в ответ. Плевать, что потом я буду ползать по полу и сплевывать кровь, задыхаясь от диких мучений, но я буду всегда сражаться. Пусть это будут уколы иголки, но в самое сердце. В его ледяное, проклятое сердце. Оно все же там есть и качает кровь только для него самого. Эгоистичного самолюбивого монстра, который впервые не может получить то, что хочет, и никогда не получит.
Глава 20
Я жаждал смерти. Жаждал наслаждаться ею бесконечно, смаковать ее специфический вкус так долго, чтобы её запах впитался в мою кожу. Пусть лучше воняет ею, чем той пустотой, которую я чувствовал вокруг, которая заполнила тело и мысли. Я пытался думать; чёрт побери, сотни мыслей начинались виться ураганом в голове, но тут же пропадали, словно унесенные штормовым ветром, оставляя только одну.
Впервые в жизни я почти не анализировал, лишь чувствовал. Ненависть, концентрированную, чистую ненависть. Её источала моя собственная кожа, и я закрывал глаза, наслаждаясь этой вонью, позволяя себе еще больше окунуться в неё, как в болото, когда ты вдруг перестаешь сопротивляться и молча идёшь ко дну, потому что всё бесполезно, твои крики никто не услышит.
И я погружался в мутную воду всё глубже и глубже, захлёбываясь грязью и илом, ощущая, как заполняют они мои легкие, как разрывает тело изнутри абсолютное безразличие ко всему, кроме мести. Беспощадной, жесточайшей мести с криками её агонии. В своих мыслях я убивал её раз за разом, методично прокручивая в голове один способ за другим, десятки вариантов убийства проносятся за мгновение, второе, третье…
Я бы мог разорвать её одним движением руки. Я бы мог выдрать её сердце, чтобы почувствовать, как оно трепыхается в моей ладони, как отчаянно сокращается в предсмертных конвульсиях. Вашу мать, я бы отдал свой последний вздох за возможность сжимать ладонь, пока жизнь покидает её глаза. Я бы мог остановить его бег одним лишь взглядом, наслаждаясь её падением к моим ногам, глядя, как она глотает собственные слёзы, окутанная густым дымом страха. Всего один рывок вперед, и сомкнуть челюсти на тонкой шее, упиваясь вкусом её страданий. Попытки насытить ненависть. Ту злость, то омерзение, которые острыми осколками впивались в меня, убивая, кромсая душу на части. Как долго суждено ей еще жить? Более чем уверен, что она сдохнет куда раньше, чем Алерикс озвучит мне свой приговор.
Подонок! Мразь, которую я никогда не ненавидел больше, чем сейчас. Даже узнав о том, как он убил моих родителей, я не осуждал его. Я грезил его смертью, но понимал. Он поступил как самый обычный Деус, в нашей природе убивать любого ради собственной жизни. А я… я, блядь, грёбаное исключение, решившее, что можно обмануть собственную сущность. Свою сущность, её трусливую душу, его алчную натуру.
Я расхохотался, понимая, что всё это время Алерикс был прав. Он, мать его, был чертовски прав, высмеивая мои отношения с обычной смертной, просто всеми способами выживавшей в мире нелюдей.
Самоуверенный император думал, что обсидиан может разорвать нашу связь, ограничить мою власть над собственным нихилом. Если бы он только знал, что мне достаточно просто закрыть глаза и позвать её мысленно, проклиная всеми силами ада, чтобы она снова и снова приходила ко мне. Испуганная и униженная, молча заходила в мою камеру, тихо отворяя дверь, а я вскакивал с лежанки и бросался на неё, захлопывая эту дверь, чтобы не смогла убежать, как в прошлый раз, оставив с тысячами вопросов в голове.
Сучка! Дешёвая дрянь, с готовностью признавшая власть чужого мужчины над собой. Как, впрочем, и любая другая женщина. Самка, которая лишь ищет самца посильнее, способного обеспечивать ей защиту. И взамен на это позволяет покрывать себя, когда ему будет угодно. Самые естественные животные инстинкты, а я был настолько ослеплен её показной невинностью, надуманной смелостью, что вложил во всё это дерьмо смысл, которого там не было и быть не могло.
Она отступила назад. Боится? Пускай боится. Пусть дрожит от страха. Сегодня ночью я осушу досуха все её эмоции. Закрывшись от её мыслей. Намеренно. Чтобы не слышать их в своей голове. Чтобы, мать её, не знать, как она будет звать на помощь меня… или его. Мне достаточно опустошения в её глазах. Ты видишь то же самое в моих, Лия? Ты видишь, каким пустым я стал внутри?
Я задаю все этим вопросы вслух, но она молчит, поджав губы и не отвечая.
Шагнул к ней и обхватил ладонью лицо, поднимая его кверху, вглядываясь в безысходность на дне её глаз.
– Ты мой нихил! – прорычал в лицо, не сдержавшись, в очередной раз доказывая ей и себе… себе, дьявол, в первую очередь, кому она принадлежит. – Я тебя создал, Лия. Я заплатил за тебя кучу денег. – Повернул её голову влево. – И я проигрался в пух и в прах, – повернул вправо, очертив когтем тонкий шрам у виска, – НМ13 не оправдала вложенных инвестиций.
Вспышка боли во взгляде, и я усмехнулся. Я хочу её боль так, как не хотел никогда и ничего! Мне нужно оживить её. Нет никакого удовольствия в том, чтобы убивать труп. И на этот раз я действительно убью её, не позволю снова убежать. Она молчит, а я хочу её голос, хочу её крики, её слезы и слова оправдания. Хочу, чтобы она сожалела и молила, пусть даже я её и не прощу.
– Тебе настолько понравилось быть в его пользовании, Лия? Может быть, – сжал ладонь, впиваясь пальцами в её лицо, заставляя сморщиться, – его императорское величество трахало тебя каким-то особенным образом?
И перед глазами кадры, от которых едва не рвет, картинки, от которых становится мерзко, будто прикоснулся к трупу, да не просто, а залез руками в разлагающееся, кишащее червями тело и теперь ковыряешься в нём в попытках отыскать… а что ищешь, ты и сам понятия не имеешь, только кривишься от зловония, с трудом сдерживая рвотные позывы.
Она под ним, на нём, с ним… Орущая, плачущая, улыбающаяся и стонущая от удовольствия. И я знаю… я, блядь, знаю, что это не иллюзии, что это реальность. Воспоминания. Его воспоминания, чёрт его раздери! Слишком настоящие, чтобы быть обманом! Настолько яркие, плотные, что, кажется, их можно осязать руками.
И снова лавина адской боли, как и каждый раз до этого. Избивать её, не ощущая никакого удовольствия от её унижения, с каждым ударом лишь ещё больше злости, еще больше ненависти. Я думал, что нет ничего сильнее моей любви к ней, но я ошибался, вся эта любовь и нежность затухали чёрным углем перед той ненавистью, которая поедала меня сейчас.
Под аккомпанемент её громкого смеха, постепенно превращавшегося в издевательский хохот, когда она, согнувшись, сползает по стене вниз, исчезая, превращаясь в то единственное, кем она и была. В Ничто.
Больные галлюцинации, от которых вскипает кровь, потому что ублюдочному садисту удается… каким-то образом ему удается, несмотря на обсидиан вокруг, изо дня в день выворачивать наизнанку мою душу… и я поддаюсь каждый гребаный раз. Потому что каждый раз может оказаться действительностью, а не очередной шуткой Алерикса.
