Подумав, я решил пока не раскрывать ей детали своего гейса — вдруг получится выудить нужную мне информацию без использования поиска правды. Девушки такие открытые, если их разговорить.
— Потому что ты его терпеть не можешь, а мне он нравится, — заявила Даша. И почему у меня такое чувство, что мне сейчас врут в лицо?
— Логично, — подтвердил я, — но недостаточно.
— И тебе было выгодно не возвращать ему очки характеристик, — добавила лучница.
— Спасибо, кэп, — козырнул я, вспомнив старую шутку про Капитана Очевидность. — Только зачем нужно было так агрессивно меня обвинять перед всеми?
— Потому что мне надоело собирать для тебя траву, — помедлив почти минуту, ответила девушка и опустила взгляд. И опять не верю. Еще и этот отведенный взгляд, что же она скрывает? Или она на самом деле может одновременно сочетать в себе наивную влюбленность и готовность мелочно избавиться от человека, чтобы не утруждать себя работой?
Глава 40. Или нет
— Если ты мне сейчас скажешь правду, то я тоже честно отвечу на твой вопрос, — вот и проверим, сможет ли мой главный обманный навык скрыть обязательства говорить правду от посторонних.
— Ух ты, у тебя над головой знак гейса появился, — тут же разрушила все мои надежды Даша. — Это интересно, давай.
И куда делась еще недавно смущенно отводящая глаза девушка? Сейчас рядом стояла почуявшая кровь хищница. Значит, не стоит рисковать, никаких открытых вопросов, только да или нет, тогда и мои обязательства по условиям гейса должны быть не такими уж и большими.
— Ты прямо или косвенно замешана в разрушении камня Иннокентия? — сначала хотел спросить, убивала ли она его, но потом вспомнилась одна книжка, и поэтому решил сформулировать вопрос немного похитрее.
— Нет, — ложь, тут же возникло знание в голове. А девушка по глазам поняла, что я знаю.
— Теперь твоя очередь спрашивать, — говорю и одновременно пытаюсь переварить новую информацию. И что мне теперь с этим делать? И, главное, зачем ей это? Но сейчас лучше помолчать, пусть она начнет говорить первой.
— Ты же никому не скажешь? — виновата и при этом согласилась на проверку, зачем? Она что — не поверила в то, что я ей говорил про гейс? Даже с учетом того, что у нее появилось подтверждение перед глазами? Или не рассчитывала на такой вопрос и хотела окончательно снять все подозрения. Скорее, так. Сама она это вряд ли устроила, но вот то, что ей что-то известно, в этом я теперь уверен. Вот только поверят ли мне, если расскажу остальным? Не думаю, а значит, надо давить и узнавать больше. Хорошо, что хоть мой долг по правде удалось так удачно снять с повестки дня.
— Скажу, — я честно ответил на поставленный вопрос, и система подтвердила, что мои обязательства выполнены на сто процентов. Красота.
— Тебе никто не поверит, убийца! — разъяренная девушка выкрикнула мне в лицо новый эпитет и убежала. Что ж, она, как и я, поняла, что мне ничем эту информацию не доказать. Вот только так ли это на самом деле? Уж очень мне не нравятся подобные обвинения, брошенные в лицо, так что до дрожи захотелось вскрыть всю подноготную этой истории. Пожалуй, есть у меня идея, которую можно будет и попробовать воплотить в жизнь.
Еще разок взвесив в голове все плюсы и минусы, я отправился искать Петровича. Вот ведь ирония судьбы — подопечный бога Обмана борется за правду. Мне, надеюсь, за это минусов в карму не положено. Я ведь сейчас даже рискую, но просто так взять и бросить всех, уйти абсолютно одному — это в запале спора или даже просто на словах решиться легко. А на самом деле на такое способны разве что настоящие психи. Решено, разберусь с этим делом, а заодно, может быть, получится сделать так, чтобы на меня смотрели не только как на палача, но и еще в кое-каком более приятном и позитивном качестве.
Как оказалось, наш лидер отменил все сегодняшние походы за пределы лагеря и со своей стороны тоже начал расследование. Тут я его понимаю: если у людей не будет уверенности в безопасности, никакой силой власть ему не удержать. Будет бунт: либо просто уйдут, либо, как я, перепрячут свои камни возрождения по укромным буеракам. Так что, когда я появился со своим решением, копейщик смотрел на меня чуть ли не как на спасителя.
Через полчаса все жители базы собрались на площади перед так и не разожженным для готовки завтрака кострищем.
— Слушайте меня, — я вышел вперед, заработав сразу несколько удивленных взглядов.
— Решил сознаться? — неуклюже попытался пошутить Кеша. А ведь сломанное надгробие его серьезно изменило, он стал, что ли, проще ко всему относиться. Некоторые к этому идут десятки лет, а он вот за одно утро справился.
— Да что этого убийцу слушать! — крикнула Даша и попыталась уйти, но тут ей на плечо с силой опустилось древко копья, заставив сбиться с шага.
— Никто никуда не уйдет, — яростно прошипел Петрович. — Лично я не собираюсь жить в страхе, что и с моим надгробием что-то случится. В моем лагере будет соблюдаться закон! Начинай, Кот.
Шутка, потом наезд и, наконец, обещание со всем разобраться — получилось как по нотам настроить всех на серьезный лад, и не скажешь, что ни с кем заранее не договаривались. Зато теперь мое слово здесь ловит каждый.
— Есть простой и в тоже время гарантированный способ найти виновного, — а ведь я волнуюсь. Как бы там ни было, а сейчас я впервые в жизни беру на себя ответственность за такую прорву людей. — У меня есть гейс, позволяющий отличить правду от лжи, поэтому я сейчас подойду к каждому и спрошу, он ли разломал надгробье Кеши. Только ведь вы же мне не поверите, если это будут только слова.
Моя последняя фраза моментально свела к нулю начавший подниматься недовольный ропот.
— К счастью, этого не потребуется, — воспользовавшись повисшей тишиной, я продолжил. — Суть моего гейса такова, что после того, как я задам вопрос и узнаю, сказали ли вы мне правду, я должен буду ответить на ваш. И соврать мне нельзя. Кроме одного исключения — если в ответ на свой вопрос я получил только ложь.
Тут же молчание вновь было нарушено яростным перешептыванием, и я сделал паузу, терпеливо дожидаясь тишины.
— Сейчас вы все увидели описание моего гейса и знаете, что я сказал правду. Так? — нет ответа, значит, принимаем за согласие. — Тогда начнем: я подхожу спрашиваю, вы ли разломали надгробие, вы отвечаете просто да или нет. Любой другой ответ будет приравнен к добровольному признанию. Потом вы спрашиваете, как меня зовут. Мое имя вы все тоже видите, а значит, если я смогу соврать, то и мой собеседник до этого не сказал правду. В итоге, либо кто-то признается сам, либо мы это поймем и без его помощи. Петрович, так с кого начнем?
В горле немного пересохло, но, вроде, план должен сработать. И, главное, оговорив заранее вопрос, который задают мне, получилось избежать опасных тем. Ну, по крайней мере, я очень на это надеюсь.