Уж не знаю, как он обходится со своими желаниями плоти? Скорей всего утром и на ночь занимается рукоблудием. Может, и в обед успевает?.. Потому как на вид мужик-то совершенно здоровый, либидо крепкое и с органами всё в порядке. Есть у меня такие данные, поступившие от его бывшей. Да и сам я его насквозь видел.
Угрозу в свой адрес Юлия проигнорировала, сделав вид, что не поняла, о ком речь. Зато весьма живо потребовала:
– В самом деле, включайте… визор! Давно пора!
Включили. Посмотрели. Оценили все последовавшие затем комментарии. Да и сами затеяли очередную дискуссию.
В самом деле, стоило увидеть весь этот сыр-бор. Тем более что информация о недругах, вброшенная Ромой в водоворот нарастающей бури, оказалась сенсационной. Если всё сказанное – правда и ничего нигде не напутано, мне придётся опять «выть на луну». Так я называю то своё состояние, когда приходится волей-неволей выполнять складывающееся задание по устранению «попутных пассажиров», идущих порой прицепом к приговорённой жертве. И все подобные задания, как правило, муторные, неприятные, кровавые. Что самое обидное: они меня сильно отвлекают от поклонения женскому полу.
А ведь сегодня, например, мне предстоит вторая ночь с Моникой Чамзини. Мне её почти удалось склонить к желаемому действу, потому что отказом она не ответила. Так как сегодняшним утром она с милым смущением прошептала просьбу:
– Не торопи меня, я должна всё обдумать… до вечера.
В девяноста девяти случаях из ста подобная просьба означала согласие. Надо будет только при встрече с красоткой сразу определиться, куда идти: в одну из компаний или пригласить кого-нибудь третьим к себе. Благо есть куда и кого.
Мысленно представив себе предстоящее блаженство, я чуть ли не застонал в предвкушении. Ещё и глаза прикрыл. Потому и был вырван из сладких грёз восклицанием Мэтт:
– Валентин! Дорогуша! Ты что, заснул?
– А?.. Что? – попытался я припомнить смысл последних предложений в споре. – Нет, просто задумался…
– Наверное, как всегда, думает о проститутках и о том, хватит ли ему денег на очередную подстилку, – скривился в презрении наш штатный Провокатор. Ну я и не стал его разочаровывать:
– Угадал, Сава. Можешь переводиться на работу оракула. Мне в самом деле предстоит свидание сегодня с такой цыпочкой, с такой лапочкой, с такой распрекрасной нимфой…
– Ну как всегда, – облизнулся завистливо Брикс Мелон. – Наш Годвори в своём репертуаре!
Тогда как престарелая Мэтт Бьюрни поджала недовольно губы:
– Доведут тебя девки до могилы, Валентин, на ваших оргиях! Вот попомнишь мои слова! Да и на работе мог бы к коллегам уважительнее относиться. Ведь серьёзный разговор ведётся, нас всех касающийся, а ты слюни распустил, мысленно уже развратом занимаешься.
– Ладно, виноват. Простите, уже исправился! – так проще, чем переть против коллектива. – Что за тема? И почему именно всех касается?
– Да вот тему подняли: «Алиби – каждому!» Прикинули на себя, оно у нас есть. А у тебя? Где ты вчера находился в 11.20? Ведь на работу ты заявился только к часу дня…
После этих слов нашего технического редактора все остальные уставились на меня взглядами прирождённых Пинкертонов. А я посматривал на них со снисходительной, саркастической улыбкой и задавал себе сакраментальный вопрос: «Если бы я сейчас находился в полицейском участке, какое алиби огласил бы?»
Глава 7
Рассуждения о себе
А может, я никакой не метаморф? Может, я робот? Точнее, киборг, сделанный в виде человека и использующий общедоступную пищу для энергии движения?
Такие мысли возникали часто, как только у меня на сетчатке глаза начинали появляться циферки, буковки, рисунки и прочая графическая дребедень. Нет, по сути, она мне не мешала, стоило закрыть глаза, как всё исчезало. Да и сосредоточившись до определённой степени, можно было продолжать беседу, вести спор, смотреть телевизор или продолжать тренировку. Но… всё-таки мешало. В любом случае неконтролируемое поступление информации раздражало и не давало покоя до тех пор, пока я не вчитывался в неё и не принимал решение. А потом уже отправлялся на «укус». Или на прочие отмщения тем, кто ослушался моего предупреждения.
Иначе говоря, некие неведомые силы таким диким, нечеловеческим образом давали мне очередное задание. Но как? Почему? И почему именно я?
В этом была главная для меня загадка. И ответов в подаваемой информации я не находил. Но думал и анализировал много. Ибо количество противоречий зашкаливало.
Непосредственные сведения, передаваемые мне, не несли в себе божественного откровения. Скрытые за семью печатями тайны мне не открывались. Преступления, после которых не осталось свидетелей, мне не становились понятными. Совершённые маньяками убийства, пугающие своей кровавой сутью, являлись такой же загадкой, как и для напряжённо работающих следователей. Так что помочь полиции в решении чисто уголовных проблем я не мог при всём своём желании.
То, что подавалось мне в виде мысленных картинок, скорей классифицировалось как работа некоего (или нескольких?) аналитика. Он как бы собирал сведения с существующих вполне официально источников. Проще говоря, то, что появлялось в прессе, на радио и телевидении, в сетях Интернета и тому подобное. Порой приводились данные банальных объявлений. Слово там, предложение оттуда; сценка из теленовостей годичной давности или злобный комментарий обывателя у себя на сайте; схема продаж с биржи ценных бумаг – и вот уже огромный массив обвинения сконцентрировался на одной персоне.
Помню, что первый раз, начав вчитываться в плывущие строчки и цифры, я никак не мог понять, что от меня требуется. Ну удостоверился я, что такой-то капиталист, политик или главарь мафии – истинное зло в квадрате. А что дальше? Таких, как я, знающих и всеведущих – хватает. Ведь любой нормальный индивидуум, умеющий читать и мыслить, прекрасно соображает, откуда вся окружающая нас мерзость берётся. Но при этом понимает, что ничего он против вселенского зла сделать не может, а потому смиряется и ничтоже сумняшеся пытается укрепиться на своём месте под солнцем. Или в тени, но на самом солнечном побережье, если преступника не грызёт совесть.
Меня совесть грызла с самого детства. Не могу сказать, что я рос пай-мальчиком, хоть меня и заставляли чуть ли не насильно ходить на музыку, посещать спортивные секции и заниматься в художественной студии. Как и большинство моих сверстников, хулиганил, бунтовал, горел от прущей из меня энергии. За что получал частенько по полной программе наказаний. Но в то же время родители сумели воспитать во мне главные постулаты справедливости: не воруй, не лги, не завидуй, не притесняй, не рвись к власти над другими ради власти или для обогащения, уважай чужое мнение и цени человеческий разум.
И вот уже тогда я интересовался не раз у отца: почему же вокруг столько несправедливости? Почему действительность так жестока? И почему мы не боремся с этой жестокостью?
